Аркадий наконец пришел, но такой усталый, что у Юрки упало сердце. Он хотел говорить с бодрым, радостным человеком. Только такой мог понять его бодрые и радостные мысли, а не раскисший и вялый. И мальчишка решил не заговаривать с братом вообще, если тот сам не начнет.

Аркадий молча поужинал, подмигнул Юрке, удалился к себе в комнату, покопошился там в темноте и бухнулся в постель.

Юрка горько ухмыльнулся, опустил занесенный для удара молоток и сел на пятки. Жаль… Он бездумно взял с подоконника Валеркин приборчик для выжигания и осмотрел его. Нехитрая штука. Он хотел сделать себе такой же и смастерил уже ручку, но дальше ручки дело не пошло — пропало желание. И, кто знает, когда оно вернется, это желание, и вернется ли вообще… Юрка вздохнул и что-то негромко замурлыкал.

Аркадий засыпал, как вдруг услышал какую-то смутно знакомую мелодию. Он тряхнул головой и открыл глаза. Ну да, Юрка протаскивал через свои голосовые связки адажио из «Лебединого озера».

— Юрк.

— Оу!

— Знаешь ты, что поешь?

— Я ничего не пою.

— Чудак. Чайковского… — Аркадий вяло закачал рукой и, закрыв глаза, тихо продолжил мотив.

— Аркаша, ты спишь?

— Сплю.

Мальчишка вдруг поставил каркас в угол, сложил в него инструменты, повесил телогрейку, выключил свет и, прислушавшись к сочному носовому посвисту отца, прошел к Аркадию.

— Они уснули. Настольную можно зажечь?

— Если необходимо.

Необходимость была. Поэтому Юрка включил «грибок», скинул штаны и замялся на половике перед кроватью, мигом озябнув, и так поднял плечи, что они касались мочек ушей.

— Залезу к тебе?

— Ты грязный. У меня тут все белоснежное, и я спать хочу.

— Я не грязный.

— А майка-то? — Аркадий разговаривал, не глядя на брата.

— Чистая. Вчера сменил.

— А ноги?

— Смотри — чистые.

— А руки!.. О нет, брат, не пущу. Я спать хочу.

— Руки же не под одеялом будут, а сверху. Ну, пусти.

Аркадий отодвинулся к стене. И Юрка блаженно улегся на тепленьком месте.

— Аркаша, знаешь что?

— М-м.

— Да ты глаза открой.

— Свет режет.

— Знаешь что?.. Я больше не пойду славить.

Аркадий моментально понял, что именно ради этого сообщения Юрка пришлепал к нему — не к матери, не к отцу, а к нему, и открыл глаза.

— Почему?

— Да так.

— Пионерия, наверное, хвост тебе накрутила?

— Кто это, Нелька Баева?.. Да если надо, я ей сам хвост накручу. Она вон в куклы до сих пор играет, как дурочка.

— Ну-ну, брат, куклы — хорошая вещь.

— Куклы-то?

— Не хуже клеток. Так отчего ж ты славить-то больше не пойдешь?.. Разве это плохо: шататься по домам, собирать куски, а? Видел, сколько всякой всячины мать напекла? А у других еще больше и вкуснее.

— Я не нищий, чтобы собирать. — Юрка даже привстал па локоть. — Это все равно, что милостыню просить. Ходить и клянчить. Нет, я больше не пойду! — Он опять лег и отвернулся.

Аркадий с улыбкой смотрел на сердитый профиль брата, но не спешил поддерживать его и одобрять, а равнодушно заметил:

— Как хочешь.

Юрка резко сел.

— Да ты же сам говорил! Сам говорил, что пасха, бог, водка — это болото! Помнишь? Ты говорил, что я не понимаю. А я понимаю.

— Да не кричи, стариков разбудишь. Ложись.