— Странные порядки в родном доме.

— Ладно, пап, пошли.

Василиса Андреевна поставила на середину стола большую сковородку и пригласила «присаживаться». Юрка первым занял место у окна, рядом примостился Валерка. Аркадий, наблюдавший это размещение с особым вниманием, подал брату несколько знаков жестами и мимикой, мол, Катю-то не забывай, но Юрка этих знаков не заметил и уже нетерпеливо тыкал вилкой в сковороду. Тогда Аркадий, сокрушенно покачав головой и громко сказав: «Темнота!» — сам устроил девочку. Петр Иванович, несколько сбитый с веселого настроения сыновьими наказами, опустился возле Аркадия.

— Ну, вроде все ладно, — проговорила Василиса Андреевна, обозревая и угощения, и тесный людской кружок. — Открывай, отец, вина-то заморские. — И удалилась в горницу, откуда вынесла пару черных пимов и ватные стеганые штаны. — Вот, сыночек, чтобы зимой не мерз и не промокал, — от нас с отцом. — И три раза поцеловала Юрку: в лоб, в нос и в губы — лесенкой.

— Можешь теперь ночевать в сугробе, — заметил Петр Иванович.

— Законные штаны! — радостно проговорил Юрка, приняв подарки и оглядывая их. — Сегодня же обновлю. А пимы-то, елки! Подошвы — на сто лет хватит!

— Если их на божницу вон поставить вместо графина с водой, — заметил Петр Иванович.

Юрка отнес подарки в горницу и, вернувшись, воскликнул:

— Ну, разливайте!

— Что значит «разливайте»? — спросил Петр Иванович.

— Это значит — пить будем!

— Детям пить не положено. А если что им и перепадает, то инициатива должна проявляться взрослыми. Понял?

— Понял. Тогда проявляйте инициативу.

— Ох и гусь!

Юрка, несмотря на оживленность, начал ощущать какую-то нехватку, словно что-то забыл или потерял… А-а! Подарок Аркадия. Ведь он еще ничего не подарил, но непременно подарит. Что?.. Мальчишка с жаром посмотрел на брата. У Аркадия же был такой вид, словно он и не собирался ничего преподносить. Он шутил да улыбался в ответ на Юркины огненные взгляды, а затем вдруг взял бутылку шампанского и, нацелясь в братишку, начал раскручивать проволоку. Юрка, защищаясь, вскинул руки и пискливо завопил под общий смех, но в последний момент Аркадий чуть повернул бутылку — и пробка просвистела у мальчишки над головой. Из горлышка полезла пена.

— Стаканы! Где стаканы?

— За это полный наливай, — проговорил Юрка.

Но Аркадий всем троим налил по половинке. Потом взял свою пузатенькую рюмку с водкой и поднялся.

— Я пообещал уважаемому имениннику подарить мысль, — сказал он. — Пообещал сгоряча, прижатый к стенке. Потом долго думал и обнаружил, что, знаете, нелегко блеснуть новой мыслью после того, как человечество прожило разумной жизнью несколько сот веков. Поэтому прошу прощения заранее, если я вдруг использую находку какого-нибудь мудреца или философа.

Петр Иванович блаженно щурил глаза.

— Так вот. Бывают люди, которые живут для того, чтобы есть… И бывают люди, которые едят для того, чтобы жить. Я с удовольствием отмечаю, что наш именинник относится ко второму типу людей, то есть к тем, которые едят, чтобы жить. Это люди сердца и ума, но не живота. Я сказал длиннее, чем Аристотель. Но Аристотель говорил вообще, а я — в частности. Так пожелаем Юрке, чтобы он так же хорошо ел и так же хорошо жил: поменьше бы киловатт-часов да больше чего-нибудь иного. Привет, братуха!

Аркадий выпил, вышел в сени и тотчас вернулся со свертком.

— А это — приложение к моим мыслям, — сказал он, сдирая бумагу и сдергивая с коробки крышку.