Пришел Аркадий.

— Ну как — готовимся?

— Готовимся. Подвел меня, елки… На, говорит, записочку, а сам вон что написал.

— А что я мог написать? — невинно спросил Аркадий.

В половине седьмого прибежал Валерка, а около семи ввалилось сразу человек десять с посиневшими физиономиями. Они, видимо, долго толкались у ворот, поджидая, когда соберется гурьба побольше. Протяжно и разноголосо поздоровавшись, ребятишки замерли в какой-то настороженности, точно ожидали, что их сейчас же турнут, и точно приготовились моментально выскочить.

— Что ж, ребятки, садитесь. Вот сюда, — пригласила Василиса Андреевна. — Одежонку можете сымать, а можете и так… Юра, устраивай давай друзей.

Юрка, смущаясь, подошел к ним и, глядя куда-то в верхний угол кухни, произнес:

— Ну, чего вы стоите? Вот тоже!.. Да проходите вы, елки!

Но ребята молчали и не двигались, словно Юркины слова были не для них и словно Юрку они не знали и не могли с ним быть попросту. Петр Иванович стоял в дверях горницы и, полглаза поверх очков, полглаза в очки, разглядывал нерешительную толпу. Из «кельи» вышел Аркадий и, потирая руки, сказал с улыбкой:

— Вот и отлично. Сейчас начнем сеанс… Механик, заправляй ленту!

— А Галина Владимировна? — забеспокоился кто-то из гостей.

— Она тоже придет? — спросил Аркадий.

— Да. Она говорила, чтобы без нее не начинали.

— Ага. Ну хорошо. Учительнице должно повиноваться. Прошу, друзья, приземляйтесь.

Тут мимо окна еще протопал отряд, влился в сенки и принялся там шумно плутать, гремя ведрами. Им открыли дверь.

— Тут кино? — спросили из сеней.

— Тут, тут!

С вновь прибывшими была и Катя Поршенникова. Она как-то быстро, по-хозяйски разделась и лишь затем вдруг заметила, что остальные одеты, и начала сконфуженно натягивать рукава пальто. Однако, ободренные ее примером, ребятишки уже порасстегивали пуговицы и встряхивали плечами, так что через минуту в углу вырос ворох пальтишек.

Юрка принялся деловито возиться с фильмоскопом: открывал ламповое отделение, протирал линзы, что-то вставлял и вынимал.

Ребята, заполнив полкухни, невольно окружили стул с табуреткой, где был установлен аппарат, и, очарованные, наблюдали за уверенными Юркиными манипуляциями.

— Аркаша, у нас двести двадцать? — спросил сердито Юрка.

— Двести двадцать.

— Придется переставить напряжение в трансформаторе. У меня установлено на сто двадцать семь. — И Юрка вскрыл трансформатор, хотя там было все в порядке.

Кто-то привел своего маленького братишку и растолковывал ему:

— Серега, вон на той материи сейчас будет кино. Прямо отсюда — и туда.

— А мозно на стенку? — картавя, спросил Серега.

— Конечно, можно. Правда, Юрк?

— Хоть на потолок, — ответил Юрка. — Валерка, принеси ленту. Крайнюю. По порядку будем.

— А сейчас еще и не такие аппараты продают, — заметил Володька, тот, который не мог повторить скороговорку. — Ими можно живое кино показывать. Они лучше.

— Еще лучше сидеть у телевизора, — сказал Юрка. — А вот ты сам покажи.

— Юрк, вот этим резкость наводить?

— Резкость.

Петр Иванович принес из горницы низенькую скамеечку, на которой сиживал Юрка еще в ту пору, когда обычная табуретка служила ему столом, и, примостившись возле ребятишек, стал ближайших к себе расспрашивать, как их фамилии, велики ли их семьи и прочее в том же духе; всякий ответ принимал вдумчиво и серьезно.