Если они нас увидят, мы пропали.
Но бежать было уже поздно. В чаще кустарника внезапно раздались ужасные крики, и в одно мгновение юноши были окружены толпою воющих
дикарей, вооруженных бамбуковыми луками и стрелами, одежда их состояла из одной только повязки вокруг поясницы. Один из них, с орлиным
пером в густых волосах, очевидно начальник, подошел к беглецам с угрожающим видом.
— Кто вы такие? Что понудило вас добровольно броситься в когти смерти? — спросил он сурово.
— Предводитель!— отвечил Андре,— мы бедные нищие и идем на ярмарку в Гардвар. Мы шли с отцом этим лесом, как вдруг поднялась ужасная буря, разлучившая нас с ним.
— Довольно! — ответил дикарь грубо, — наш вождь будет судить вас. Следуйте за мной. А вы, — сказал он своим товарищам,— следите, чтобы эти
молодые собаки не улизнули в кустарник.
Толпа с пленниками направилась к одной из куч кустарника, привлекших внимание юношей.
Кустарник этот составлял круглую, в несколько аршин вышиною, толстую ограду с одним только узким входом, называемую дикарями Индии „паль".
Женщины и дети, такие же полунагие, как и мужчины, выбежали навстречу пленникам с громкими проклятиями, но воины окружили пленников
и не давали воющей толпе приблизиться к ним.
Пленников ввели через узкое отверстие во внутренность пали, середину которой занимал каменный дом грубой постройки, покрытый большими
аспидными плитами. Ночь уже настала, и перед входом дома горел костер, освещавший красноватым отблеском всю сцену. Перед огнем сидел
дикарь, скрестивши ноги, на какой-то скамье, покрытой циновкой из лиан. Он был одет, как и все, но пара толстых золотых браслет на руках,
обнаженная сабля, лежавшая передним рядом с луком и стрелами, и толпа дикарей, сидевших вокруг него на корточках, давала понять, что это
вождь мечисов.
— Кого ты привел, Муза?— спросил он суровым голосом начальника, сопровождавшего пленников.
— Бай!— ответил Муза, -это двое бродяг, они грабили сегодня утром твои плантации мовы, и мы схватили их в то время, как они собирались
бежать.
— Вот как!— сказал вождь, обращаясь к беглецам, — вы посмели грабить на моей земле! Не подозревал я у жителей долин такой дерзости.
Они оскорбляют Бая в самом его жилище! Видано ли это!
— Предводитель,— ответил Андре,— я уже говорил Музе, что мы не думали никому делать зла, пользуясь твоими плодами, мы полагали, что у них
нет хозяина.
— Узнаю лживый язык жителей долин! — гневно вскричал вождь. — Вы преследуете нас, как зверей, вы отняли у нас плодоносные долины, и
теперь хотите выгнать нас из этих мрачных гор, в которых произрастает мова, не дающая нам умереть с голоду! А когда попадаетесь в наши
когти, вы прикидываетесь невинными. Неужели вы думаете, что я забуду кровь, пролитую между нами? Ни один из вас не уходил живым из моих
рук. Через два дня настанет новолуние, и когда серебряный серп покажется на небе, кровь ваша прольется под ножом жреца к подножию священ-
ной мовы. Слышишь, Муза! — прибавил он, обратившись к вождю, —ты мне отвечаешь головою за этих собак. Уведи и стереги их.
Андре и Миану, бледного и дрожащего от ужаса, но все-таки держащего на руках обезьяну, вывели из паля, и через четверть часа, миновав
множество других палей, они очутились связанными в тюрьме.
Это был большой сарай из древесных стволов и бамбука, прислоненный одной стороной к горе, которая таким образом и была четвертой степной постройки. Спереди, между двумя стволами, оставалось пустое пространство, служившее дверью. Перед самым входом стояла
великолепная мова, вековой ствол которой поддерживал грубый каменный алтарь: место казни было перед самой тюрьмой. |