великолепная мова, вековой ствол которой поддерживал грубый каменный алтарь: место казни было перед самой тюрьмой.

Когда пленников вязали, испуганный Гануман бросился на крышу тюрьмы и затем исчез. Оставшись одни, юноши затосковали. Особенно опечалился Миана потерей обезьяны, так что Андре, несмотря на собственное горе, стал утешать   его,  он обещал на следующий день упросить вождя

помиловать их, посулив за себя хороший выкуп.

Но Миана был неутешен.

— Если мы и вырвемся отсюда, — говорил молодой индус, — кто возвратит мне моего Ганумана?

В это время тяжелая дверь сарая отворилась и вошел Муза, шатаясь, с горящей головешкой в руках. Очевидно, он угостился не в меру мововой

водкой. Он приблизился к пленникам и, глядя- на них мутным взглядом, пробормотал несколько раз:

— Бай сказал, что я отвечаю головой.

Потом он вышел, с шумом захлопнул дверь и присоединился к товарищам, пившим около огня водку.

— Видишь, — сказал Миана, — нас хорошо стерегут.

— Не очень - то, — ответил Андре. — Муза и теперь хмелен, а скоро будет мертвецки пьян.

Когда он отворил дверь, я заметил, что другие сторожа угостились не меньше его.

— О, если бы нам удалось развязать веревки!— пробормотал молодой индус.

— Да, но как?— возразил Андре. — Кинжалы у нас отобрали, а зубами не перегрызть эти крепкие путы. Притом, если Муза нас поймает, ничто

не спасет нас от гнева. Лучше подождать утра и попытаться умилостивить бая или, по крайней мере, возбудить в нем жадность.

Пока они шопотом разговаривали, перед сараем все затихло.

Андре с трудом подполз к двери, стараясь в щель рассмотреть, что сделалось с их стражею.

Случилось то, что он предвидел: дикари, пьяные, валялись на земле и спали. Но, видно, Музу и пьяного не оставляла забота: он спал навалившись

своим грузным телом на дверь тюрьмы. Бежать через нее, очевидно, было невозможно. Оставалисьь стены,  но с трех сторон древесные стволы, пере-

плетенные бамбуком, представляли непоколебимую твердыню, с четвертой стороны возвышалась голая скала, а соломенная крыша была слишком высоко.

— Видишь, Миана, я был прав, — сказал печально Андре, бежать невозможно,  остается надежда на жадность бая.

В это мгновение на крыше послышался легкий шорох,  казалось, кто-то пытался разобрать солому.

Вдруг большой пучок ее был снят невидимой рукой, и через образовавшееся отверстие юноши увидели звездное небо.

— Андре-саиб, вы здесь ? — прошептал кто-то.

— Это Мали ! — вскрикнули дети, забыв об осторожности.

— Тише!— послышался снова голос. — Ни слова!

Дело идет о нашей жизни.

Этот крик действительно разбудил Музу, он старался приподняться, но снова упал на землю.

Минуту спустя в сарай спустилась через отверстие веревка, и старый Мали, с неожиданной для его лет ловкостью, спустился к пленникам.

В одно мгновение он перерезал связывавшие их путы и, молча обняв их, прошептал:

— Ни слова, скорее вон отсюда. Сначала ты, саиб.

Андре повиновался и по веревке поднялся на крышу. Вслед за ним взобрались Миана и Мали.

Мали вытянул за собою веревку на крышу, потом положил оторванную солому на место, прикрыв таким образом отверстие.

— Они не догадаются, каким путем мы улизнули, — сказал он шопотом, — а пока нас будут искать в долине, мы будем уже далеко в горах.

Над их головами поднималась отвесная стена, и тут опускалась с вершины ее веревка, по которой беглецы не замедлили взобраться наверх.

Мали опять вытащил за собою веревку, заботливо свернул ее и поспешил углубиться с юношами в лес.