– Нет, спасибо, – сказала она и, встав на ноги, сунула нож за пояс. – Мне надо еще кое-что сделать.

Через разрушенный дверной проем она вышла наружу, перелезла через штакетник и вгляделась в сгустившиеся сумерки. Вокруг стояли высокие черные деревья. Их шелест на ветру напоминал шум отдаленной толпы.

«Я не могла поступить иначе, – подумала Сара. – Он поймет».

Она повернулась лицом к опушке и присела на корточки.

– Мяу! – позвала она. – Мяу! Вернись. Ты мне нужен!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПОД ЧУЖИМ ИМЕНЕМ

ТОГДА

День Дейвиса Белло начался как обычно – с утренней чашки кофе, которую он неторопливо смаковал в постели. Отчасти виновата была лень – он вырос в Луизиане и Привык, чтобы все шло не спеша, своим чередом, – отчасти возраст: кости у него стали хрупкими, а суставы протестовали против любого движения. Он знал, что попозже, днем, двигаться станет легче, но утро всегда было мучительным.

Иногда он тосковал по ушедшей молодости, по тем временам, когда он был сильным и проворным. Самый шустрый парень в трех приходах – так про него говорили, подразумевая не только быстроту ног. Порой воспоминания были такими яркими, что он почти наяву ощущал их запахи. (Странно, что из всех ощущений запахи вызывают в памяти самые яркие картины прошлого.) Верховая охота с гончими на отцовской плантации – это щиплющий ноздри едкий запах лошадиного пота; прогулки на плоскодонках по зарастающим речным протокам – это аромат магнолий и кипарисов, густой, как туман. А вот он крадется сквозь заросли, чтобы выследить старую черную колдунью, живущую на болоте. Листья папоротника задевают его по лицу, а черный ил дельты с хлюпаньем выдавливается между пальцами ног. Кругом стоит запах затхлой болотной воды. Мальчишки постарше говорили, будто старуха умеет видеть будущее. Она гадает по колобку из грязи и по куриным костям, пахнущим кладбищем, а Дейву Белло не давало покоя непреодолимое желание увидеть будущее.

Теперь, конечно, оставалось только жалеть, что он смог его увидеть: будущее – это и есть грязь, кости и кладбища.

Ему нередко приходило на ум, что мир его молодости ушел в прошлое безвозвратно и теперь он живет в чужой стране. Не только потому, что он постарел, – просто умер сам тот мир, в котором он жил. Он захлебнулся в крови у деревушки Питтсбург-Лэндинг и при Геттисберге, принес себя в жертву на костре горящей Атланты .

Новый, исправленный мир был ему совсем чужд, в нем Белло чувствовал себя гостем из далекой страны – в каком-то смысле так оно и было. Он действительно стал чужим на собственной родине. Превратился в пережиток прошлого, наподобие тех окаменевших огромных скелетов странного вида, которые недавно раскопали на Западе. Новый мир лучше – это доказывали расчеты. Нынешнее настоящее лучше, чем то будущее, которое могло бы наступить. И тем не менее Дейвис Белло чувствовал себя в нем неуютно.

Дело было не в новой технике, какой бы причудливой и удивительной она ни казалась. Пусть теперь рельсы опоясывают весь континент, а железные кони пришли на смену плоскодонным баржам его юности. Все это сводится лишь к тому, что человек получил большую власть над природой. Нет, изменилась сама внутренняя жизнь людей, и он не поспел за ее изменениями. Из всех побуждений, которые когда-то заставляли людей и самого Белло действовать и возбуждали в нем гнев или слезы, теперь ни одно не вызовет и тени эмоций. Вдохновляющие призывы прошлого затихли, и люди толпами устремились под знамена новых идеалов. Идеалов, которые представлялись ему ничтожными. Введение серебряной монеты? Железнодорожные тарифы? Что значат такие мелочи по сравнению с правом штатов не признавать федеральные законы, или с борьбой вокруг налогов, или с уничтожением рабства? Но все эти великие задачи уже были решены.