2

Несколько раз в неделю из тёплой утренней постели меня выцарапывал будильник. Будильник подскакивал и орал разными голосами, прогоняя меня на работу. Эти дни, несколько в неделю, я ненавидел и считал бездарно вычеркнутыми из жизни. Куда ты идёшь, зачем насилуешь меня, в силу какой насущной необходимости? — выспрашивал у меня организм, слабосильный и никогда полноценно не отдыхающий. В первые минуты пробуждения я и сам не находил на это ответа: и правда, зачем? Ведь можно и не идти, ведь ничего страшного не случится, не сокрушится надо мной, облегчённо вернувшимся в сон, всеобщий миропорядок. Но потом вспоминал, что да, нужны деньги, и да, приходится обменивать деньги на время, и сон, и на силы, которых нет — таков жестокий капитализм.

А работать я начал уже давно, с третьего курса — на трудовые баррикады меня толкнула пошлая нужда. Денег, выделяемых тогда матерью, хватало только на безвкусный резиновый обед в университетской столовой. Оплачивать различные запретные удовольствия, к которым тянулась моя душа, было нечем, к тому же денег требовала группа: репетиционная база, расходные материалы для инструментов — вечно приходившие в негодность барабанные палочки и струны — увы, не падали с неба.

Сначала я устроился в книжный магазин «Диктатура». Карьера продавца-консультанта, короткая и ослепительная, как вспышка молнии, ограничилась одним лишь рабочим днём. Этот день до сих пор восстаёт передо мной во всех его трагических очертаниях. Небольшой прелюдией к нему стало собеседование у сотрудницы отдела кадров — молодой женщины с выцветшими беззлобными глазами. Она медленно вчитывалась в заполненную мной анкету, сплошь состоявшую из моих лживых и лицемерных фраз, и изредка прерывала чтение своими вопросами. Например, она спросила меня, в чём состоит главная задача продавца-консультанта. «Вероятно, в том, чтобы продавать и консультировать», — осторожно отвечал я. Девушка довольно кивала — мои ответы ей нравились.

Надо сказать, я умело сыграл роль хладнокровного и целеустремлённого карьериста, «пидораса, выкованного из чистой стали», как сказал бы мой земляк Ерофеев, и, вне всяких сомнений, должен был получить эту работу.

Однако это перевоплощение не далось мне легко — чтобы восполнить потерянные за полчаса собеседования нервные клетки, я вынужден был напиться так, что не смог выйти ни на первый, ни даже на второй день испытательного срока. Зато вышел на третий, без опозданий, остаточно похмельный и немного виноватый. Помимо меня на стажировку пришли двое: очень высокий и очень худой парень с не сходящей с лица уродливой ухмылкой и маленькая пухленькая девушка в квадратных очках. Немного погодя к нам явился администратор, парень с крашенными в цыплячий цвет волосами. Он вяло пожал наши руки и назидательным тоном сообщил: «Вчера к нам тоже приходили… э-э-э… стажёры. Ни один из них сегодня не вышел. Видите ли, они не выдержали. Запомните, ребята, если хотите зарабатывать деньги, нужно пахать». Он посмотрел на меня и спросил: «Ты готов пахать?»

Я сказал: «Да».

Нам раздали бейджи с надписью «Диктатура». Ещё ниже было написано «стажёр». Ещё ниже, большими буквами: «Люба». Я перевернул бейдж. На другой стороне было написано: «Вика». После раздачи бейджей администратор начал экскурсию по магазину: показал туалет, склад, стеллажи с книгами и по пути на второй этаж куда-то исчез. Немного растерянные, мы разбрелись по магазину. Посетителей было немного, так что я взял с полки книжку и принялся листать. Через пару минут ко мне подошёл встревоженный охранник.

— Отложил бы ты книгу, парень, — произнёс он негромко.

— С чего бы это? — удивился я.