До чего же зудящее чувство внутри, до чего странное ощущение, будто он уже переживал эти моменты, видел этот боязливый, но в то же время гордый взгляд.

– Лишние нагрузки на пользу не пойдут, – и высвободила руку.

– Мам! – в этот момент раздалось так громко, что оба вздрогнули. Паша стоял рядом. – Я кусать хотю.

– Сейчас, малыш, – мигом встрепенулась.

– Слушай, а меня научишь играть в домино? – Соколов решил не упускать шанса. Лизу он сможет узнать лишь в одном случае, если наладит контакт с ее сыном и отцом.

– Научу, – и мальчик побежал за коробочкой с домино.

– Ты ведь не против? – прозвучало за спиной Лизы, из за чего у бедняжки сердце ёкнуло.

Неужели вспомнил? Она медленно обернулась. Евгений находился в каких то жалких сантиметрах от нее, смотрел волевым взглядом сверху вниз.

– Думаю, – продолжил, – ничего ужасного, если мы перейдем на «ты»?

– Наверно… – вжалась поясницей в край столешницы. – Тебе яичницу или кашу?

– Мне, что и всем, – заметил легкий румянец на щеках, но в остальном эта женщина – кремень. И Соколов поймал себя на том, что ему до безумия нравится то, какая Лиза, как держится, как смотрит, как разговаривает. В ней есть стержень, внутренняя сила, уверенность и ум. Беспокоит лишь то, что она слишком зажата, будто постоянно думает о чем то и это что то ее очень гнетет.

– Значит, кашу.

– Мы с тобой точно нигде раньше не встречались? – прозвучало настолько в лоб, что у Лизы пальцы похолодели, а сердце беспомощно заметалось в груди.

– Нет, – ответила на выдохе.

– Просто… ты так смотришь на меня, будто знаешь и … – хотел сказать ненавидишь, но не стал. В ее взгляде постоянно проскальзывает злость.

– Если позволишь, я приготовлю завтрак. Мой сын хочет есть.

– Да, конечно, прости, – и вернулся за стол, а через минуту прибежал Паша с домино. – Показывай, как ты играешь, – приготовился смотреть.

– Мы с дедой стлоим змейку, – начал вытаскивать домино и ставить одно за другим. – Потом делаем вот так, – толкнул последнюю, и вся вереница рассыпалась.

– Ага, здорово.

И пока Лиза колдовала у плиты, Евгений строил змеек, домики, гаражи, которые Паша с радостью ломал, вернее, сносил маленьким экскаватором.

– А какие игрушки тебе нравятся больше всего?

– Масыны и плансет, у меня там лазные иглы.

Лиза же снова дернулась. Только бы Пашка не сболтнул лишнего. Боже, эта ложь ее до нервного срыва доведет. И вдруг память к Соколову вернется, пока он будет у них? Что тогда? Эх, надо было головой думать, а не задним местом. Однако Паша ничего больше не сказал, его полностью увлек процесс «сноса» высоких башен из домино.

Еще через минут десять перед каждым стояло по тарелке разваристой пшенной каши с кусочками тыквы, что очередной раз удивило Евгения. Какие то отголоски забытой жизни все таки давали о себе знать, в первую очередь через восприятие, через запахи. Что то казалось очень знакомым, а что то совершенно новым. Так, например, каша с тыквой. Простое деревенское блюдо, но он вряд ли когда либо его пробовал. Как и игры с Пашей, с детьми он тоже вряд ли общался, ибо слишком много незнакомых эмоций.

– Так ничего и не вспомнил? – заговорил Семен Аркадиевич.

– Пока нет, – за пять минут опустошил тарелку. – Очень вкусно, – глянул на Лизу, – спасибо. Нереально вкусно.

– На здоровье, – и полностью сосредоточилась на сыне, вот уж кто вредничал и не хотел нормально есть. – Давай ложечку за дедушку.

– Давай, давай, – улыбнулся Семен, – а то дедушка обидится и уйдет жить к медведям.