Дюваль был последним. Его чиновник Иммиграционной службы расспрашивал не поверхностно. И он старательно отвечал на неуверенном английском. Несколько моряков, в том числе Стабби Гейтс, задержались, чтобы послушать.

Да, его зовут Анри Дюваль. Да, он едет без билета. Да, его посадили в Ливане, в Бейруте. Нет, он не гражданин Ливана. Нет, у него нет паспорта. И никогда не было. Как и свидетельства о рождении. Никакого документа. Да, он знает, где он родился. Это было во Французском Сомали. Его мать — француженка, отец — англичанин. Мать умерла, отца же он никогда не знал. Нет, у него нет возможности доказать, что он сказал правду. Да, ему было отказано во въезде во Французское Сомали. Нет, тамошние чиновники не поверили ему. Да, ему отказывали в разрешении сойти на берег в других портах. А таких портов было много. Он не помнит все. Да, он уверен, что у него не было никаких бумаг. Никаких.

Все повторялось, как и в других местах, где его расспрашивали. По мере того как шел допрос, надежда, которая ненадолго озарила лицо молодого человека, сменилась отчаянием. Тем не менее в конце он снова предпринял попытку.

— Я ведь работает, — взмолился он, пытаясь найти в лице чиновника Иммиграционной службы хотя бы тень отклика. — Пожалуйста… Я работает хорошо. Работает в Канада. — Он произнес последнее слово как-то странно, словно выучил его, но не знал хорошо.

Чиновник Иммиграционной службы отрицательно покачал головой.

— Нет, здесь на берег ты не сойдешь. — И, обращаясь к капитану Яаабеку, добавил: — Я издам приказ о задержании безбилетника, капитан. И вы будете отвечать, если он не сойдет на берег.

— Мы позаботимся об этом, — сказал агент пароходной компании.

Чиновник Иммиграционной службы кивнул.

— Вся остальная команда проверена.

Из столовой начали выходить люди, и тут Стабби Гейтс произнес:

— Можно вас на одно слово, мистер?

Удивленный чиновник сказал:

— Да.

Те, кто уже выходил, задержались в дверях, а человека два вернулись.

— Я насчет этого самого Анри.

— А в чем дело? — В голосе чиновника Иммиграционной службы прозвучало раздражение.

— Ну, словом, ведь через пару деньков Рождество и мы будем в этом порту, и вот некоторые из нас подумали, что, может, мы могли бы взять с собой Анри на берег — на один только вечер.

Чиновник резко произнес:

— Я только что сказал, что он не должен покидать судно.

Голос Стабби Гейца загремел:

— Да знаю я это, но хоть на пять чертовых минут неужели вы не можете забыть вашу чертову бюрократию? — Он не намеревался давать волю гневу, но презирал, как все моряки, чиновников, служащих на берегу.

— Хватит! — резко произнес чиновник, сверкая глазами.

Тут вышел вперед капитан Яаабек. Находившиеся в комнате моряки замерли.

— Вам, может, и хватит, упрямый вы осел! — произнес Стаб-би Гейтс. — Но когда малый почти два года не сходил на берег, а на пороге Рождество…

— Гейтс, — спокойно произнес капитан. — Закончим на этом.

Воцарилась тишина. Чиновник Иммиграционной службы покраснел, потом успокоился. Теперь уже он засомневался и посмотрел на Стабби Гейтса.

— Вы что, утверждаете, — сказал он, — что этот человек по имени Дюваль два года не был на берегу?

— Ну не совсем два года, — спокойно вмешался капитан Яаабек. Он хорошо говорил по-английски, лишь с легким налетом своего родного норвежского. — С тех пор как этот молодой человек сел безбилетником на мое судно двадцать месяцев назад, ни одна страна не разрешила ему сойти на берег.