Молодой человек кивнул и слез с койки.

Они вышли, и де Вере тихо произнес:

— Бедный маленький жулик.

— Он что, все время сидит взаперти? — спросил Дэн.

— Только ночью, когда мы стоим в порту, — сказал Стабби Гейтс. — Это приказ капитана.

— Зачем?

— Хотим быть уверенными, что он не удерет. Капитан, видите ли, отвечает за него. — Матрос остановился наверху трапа. — Здесь ему все-таки не так худо, как в Штатах. Когда мы были в Сан-Франциско, его кандалами приковывали к койке.

Они подошли к камбузу и вошли.

— Как насчет кружки чаю? — спросил Стабби Гейтс.

— Пойдет, — сказал Дэн. — Спасибо.

Моряк достал три кружки и направился к стоявшему на плитке эмалированному чайнику. Он налил крепкого черного чая с уже добавленным молоком. Поставив кружки на стол, он знаком предложил гостям сесть.

— Находясь на таком судне, — сказал Дэн, — вы, наверно, встречаете самых разных людей.

— Вот именно, приятель. — Матрос широко улыбнулся. — Всех видов, цветов кожи и размеров. И с приветом тоже. — И он понимающе посмотрел на присутствующих.

— А какого вы мнения об Анри Дювале? — спросил Дэн.

Прежде чем ответить, Стабби Гейтс сделал большой глоток из своей кружки.

— Он неплохой малый. Большинство парней любит его. Работает, когда мы его просим, хотя безбилетники не обязаны этим заниматься. Таков уж морской закон, — добавил он со знанием дела.

— Вы были в команде, когда он сел на судно? — спросил Дэн.

— Еще бы! Мы подобрали его через два дня после того, как вышли из Бейрута. Тощий был, как швабра. По-моему, бедняга голодал, прежде чем попасть к нам на корабль.

Де Вере глотнул чаю и поставил кружку на стол.

— Ни к черту не годится, верно? — весело заметил Гейтс. — Отдает концентратом цинка. Мы забили им трюм в Чили. Этот чертов запах проникает повсюду — в глаза, в воздух, даже в чай.

— Спасибо, — сказал фотограф. — Теперь я знаю, что сказать, если попаду в больницу.

Минут через десять Анри Дюваль пришел на камбуз. За это время он успел вымыться, причесаться и побриться. Поверх рубашки на нем была теперь надета синяя морская фуфайка. Все его вещи ношеные, но чистые. Дэн заметил, что рваные брюки были аккуратно заштопаны.

— Входи и присаживайся, Анри, — сказал Стабби Гейтс. Он налил четвертую кружку и поставил перед безбилетником — тот поблагодарил улыбкой. Он впервые улыбнулся в присутствии двух газетчиков, и улыбка осветила его лицо, отчего он показался и вовсе мальчишкой.

Дэн приступил к расспросу с самого простого:

— Сколько вам лет?

После короткой паузы Дюваль произнес:

— Мой — двадцать три.

— Где вы родились?

— Я родился на корабль.

— Как назывался корабль?

— Я не знает.

— А почему же вы говорите, что родились на корабле? Снова пауза.

— Я не понимает.

Дэн терпеливо повторил вопрос. На этот раз Дюваль кивком дал понять, что понял, и произнес:

— Моя мать сказать мне.

— Какой национальности была ваша мама?

— Она — Франция.

— А где теперь ваша мама?

— Она умер.

— Когда она умерла?

— Давно назад — Аддис-Абеба.