— Я не хочу быть невежливым, но скоро начнется моя передача, и если я не спущусь вовремя, парни займут все места.
— Думаю, что это примерно все. Если вспомните что-нибудь еще, не могли бы вы позвонить?
Я нашла в сумке визитку и протянула ему.
— Конечно.
Мы обменялись рукопожатием. Я перекинула сумку через плечо и пошла к двери. Он обогнал меня и раскрыл дверь, как джентльмен.
— Я провожу вас по коридору, раз уж сам иду в ту сторону.
Мы почти дошли до площадки, когда он сказал:
— Хотите мое мнение?
Я повернулась и посмотрела на него.
— Могу поспорить, что он не уехал из города.
— Почему?
— У него здесь внуки.
— Я слышала, что ему не разрешают с ними встречаться.
— Это не значит, что он не нашел возможности.
Как оказалось, следователем из агенства по предотвращению жестокого обращения со стариками была та самая Нэнси Салливан, с которой я говорила по телефону. Я узнала об этом, когда она появилась в моем офисе в пятницу днем. Ей должно было быть немного за двадцать, но выглядела она едва на пятнадцать. У нее были прямые волосы до плеч. Она выглядела очень серьезной, слегка наклонившись вперед, сидя на стуле, ноги поставлены вместе. Ее жакет и юбка до середины икры выглядели так, будто их заказали по каталогу для путешествеников, из немнущейся ткани, которые можно носить часами в самолете, а потом постирать в раковине отеля. На ней были практичные туфли на низком каблуке и плотные чулки, под которыми проступали вены. В ее возрасте? Это вызывало жалость. Я попробовала представить ее разговаривающей с Соланой Рохас. Солана была настолько старше, умнее и мудрее во всех отношениях. Солана была коварной. Нэнси Салливан казалась искренней, проще говоря, ни о чем не имела понятия. Никакого сравнения.
После обмена любезностями она сказала, что замещает одного из следователей, который обычно занимается случаями подозрений в издевательствах. Разговаривая, она заправила прядь волос за ухо и откашлялась. Потом продолжила, рассказав, что говорила со своим начальником, который попросил ее провести предварительные беседы. Все последующие вопросы, если необходимо, будут переданы одному из обычных следователей.
До сих пор все звучало осмысленно, и я вежливо кивала, как игрушечная собачка на приборной доске автомобиля. Потом, словно экстрасенсорным восприятием, я начала слышать фразы, которых она не говорила. Я почувствовала небольшое дуновение страха.
Я знала, как давно установленный факт, что она собирается меня чем-то ошарашить.
Нэнси достала из портфеля папку, открыла ее на коленях и начала перебирать бумаги.
— Вот что мне удалось найти. Прежде всего, я хочу сказать, как высоко мы ценим ваш звонок…
Я поморщилась.
— Это плохие новости, правда?
Она засмеялась.
— О, нет. Далеко от этого. Извините, если я дала вам повод так подумать. Я подробно поговорила с мистером Вронским. Обычно мы наносим неожиданный визит, так что у присматривающего лица нет возможности, так сказать, срежиссировать сцену. Мистер Вронский не ходил, но был оживленным и общительным. Да, он казался эмоционально хрупким и временами растерянным, что не удивительно для человека в его возрасте.
Я задавала ему много вопросов о его взаимоотношениях с миссис Рохас, и у него не было никаких жалоб, скорее, наоборот. Я спросила его о синяках…
— Солана присутствовала при этом?
— О, нет. Я попросила ее дать нам побыть одним. У нее были дела, так что она занялась ними, пока мы беседовали. Позже я поговорила с ней отдельно.
— Но она была в доме?
— Да, но не в этой комнате.
— Приятно слышать. |