Я взглянула на кухонную дверь. Соланы не было видно. Если бы я действовала сразу, то могла бы достичь цели. Но вышло так, что из-за колебаний упустила возможность.

Солана появилась через пару минут, с сумкой под мышкой. Список, который она мне дала, был коротким, несколько предметов, нацарапанных на кусочке бумаги. Она открыла кошелек, вытащила двадцатидолларовую купюру и протянула мне.

— Гораздо лучше стало без этого старого ковра, — сказала я, как будто провела время в ее отсутствие восхищаясь ее последними преобразованиями, а не собираясь стянуть финансовые документы Гаса. Я ругала себя. За несколько секунд можно было пересечь комнату, и документы были бы у меня.

— Я делаю, что могу. Мисс Оберлин говорила, что вы с мистером Питтсом делали уборку до ее приезда.

— От этого было мало толку. Чуть-чуть, по верхам.

Я замолчала и посмотрела на список. Морковка, лук, грибной бульон, репа, брюква и молодая картошка. Полезно и питательно.

— Я обещала мистеру Вронскому сварить овощной суп. У него плохой аппетит, и это единственное, что он будет есть. Его тошнит от любого мяса.

Я почувствовала, что краснею.

— Наверное, мне надо было сначала спросить. Мой суп куриный с рисом.

— Может быть, когда он будет чувствовать себя лучше.

Солана придвинулась ближе, фактически подталкивая меня к двери. С таким же успехом она могла взять меня за плечо и выпроводить.

В магазине я тянула время, притворяясь, что делаю покупки как для Гаса, так и для себя. Я не знала, как выглядит брюква, поэтому, после безнадежных поисков, вынуждена была просить помощи у работника магазина. Он протянул мне большой шишковатый овощ, похожий на раздутую картофелину, с восковой поверхностью и несколькими зелеными листочками на конце.

— Вы серьезно?

Он улыбнулся.

— Вы слышали о пюре из репы и брюквы, которое подают к хаггису, шотландскому пуддингу из требухи? Это брюква. Немцы выжили на ней зимой 1916 и 1917 года.

— Кто бы мог подумать?

Я вернулась в машину и поехала домой. Поворачивая с Бэй на Албани, я увидела, как мусорная компания забрала контейнер и увезла. Я припарковалась на освободившемся месте у тротуара и поднялась на крыльцо Гаса с покупками для Соланы.

Она в дверях забрала у меня пакет с продуктами и сдачу с двадцати долларов, потом поблагодарила, не пригласив зайти. Зла не хватает! Теперь придется придумывать свежее оправдание, чтобы попасть в дом.

20

В среду, заехав домой пообедать, я увидела на своем крыльце миссис Делл, в ее длинной норковой шубе, с коричневым пакетом от Еды на колесах.

— Здравствуйте, миссис Делл. Как дела?

— Нехорошо. Я беспокоюсь.

— О чем?

— У мистера Вронского заперта задняя дверь и на ней записка, что он больше не нуждается в наших услугах. Он вам что-нибудь говорил?

— Я с ним не разговаривала, но это кажется странным. Ему нужно есть.

— Если ему не нравилась еда, я хотела бы, чтобы он сказал об этом. Мы будем рады приспособиться, если у него какие-нибудь проблемы.

— Вы с ним не разговаривали?

— Я пыталась. Я постучала в дверь так громко, как могла. Я знаю, что он плохо слышит, и мне не хотелось уходить, если он уже идет по коридору. Вместо этого появилась его сиделка.

Было видно, что ей не хочется говорить, но в конце концов она открыла дверь. Она сказала, что он отказывается есть, и что она не хочет, чтобы еда пропадала зря. Ее поведение было почти грубым.

— Она отменила Еду на колесах?

— Она сказала, что мистер Вронский теряет вес.