Я был в глубокой депрессии. Наглотался таблеток, чтобы было не так противно. В тот день ко мне должны были прийти – забрать декодер кабельного телевидения и отключить телефон.
Я помню, как я подумал: «Что это за хренотень! Если им надо знать, каким Тимми Валентайн был на самом деле, почему они не обратились ко мне? Блин, я мог бы с пользой потратить деньги, продал бы права и переехал бы из этой однокомнатной задницы над магазином игрушек».
Эйнджелу Тодду в жизни не сыграть Тимми Валентайна. Спросите меня почему. Спросите.
Я его знал. Я был близок к нему.
По‑настоящему близко.
Так близко, что мог бы вогнать кол ему в сердце.
* * *
Габриэла Муньос:
Некоторые детишки, когда ты им это скажешь, начинают краснеть и бледнеть, что‑то бессвязно бормочут и задыхаются. Некоторые – но только не Эйнджел Тодд.
Зато мамаша выдала по полной программе: и краснела, и бледнела, и ходила по комнате из угла в угол, и смотрела в окно, и курила, как гребаный паровоз.
Эйнджел посмотрел мне прямо в глаза и сказал: «Я очень рад, правда».
* * *
Тимми Валентайн:
Когда я увидел его в первый раз, я ему позавидовал.
В нем уже проступала зарождающаяся сексуальность. Он был теплый, и полнокровный, и весь такой воодушевленный. Он был живой.
За все это я бы, не думая, отдал свое бессмертие.
2
Сеанс в песках
• ищущие видений [4]•
Несмотря на свои скандальные участия в телевизионных ток‑шоу и на частые появления на страницах «Enquirer», Симона Арлета, по слухам, считала себя женщиной замкнутой, любящей уединение. У нее не было ни дворца в Голливуде, ни шикарного офиса на Родео‑драйв. Тем, кто хотел ее видеть, надо было проехать миль пятьдесят – шестьдесят, и отнюдь не по скоростной автостраде. Но Петру Шилох не пугала такая поездка – ее не пугали ни дорога в каньоне, ни обжигающее солнце пустыни Мохаве. В последнее время Петру вообще мало что волновало. Со смертью Джейсона все изменилось.
На ее серебристом «ниссане» стоял двигатель средней мощности; и каждый раз, когда дорога шла в гору, мотор натужно рычал. Кондиционер работал на пределе, двигатель работал на пределе, и сама Петра была на пределе. Она едва поборола в себе искушение остановиться на ближайшей заправке, если таковая вообще обнаружится, позвонить оттуда в поместье и отменить интервью.
Впрочем, заправки так и не обнаружилось, да Симона Арлета – особа весьма эксцентричная, властная и надменная, профессиональная гостья дневных ток‑шоу, провозгласившая себя некоронованной королевой медиумов – никому не позволит указывать ей, что делать. Петра старалась сохранять спокойствие, хотя пот уже тек по лицу в три ручья и заливал глаза.
Если бы было возможно хотя бы перенести эту встречу... на другой день, на следующую неделю. Голова раскалывалась от боли. Петра пошарила в бардачке – где‑то там должен быть адвил. Для предменструального синдрома вроде бы еще рановато, но опять же в последнее время месячные приходят крайне нерегулярно. Она покрутила настройки радио. Электронная музыка в стиле New Age приглушенно заиграла за гулом кондиционера. Музыка не успокаивала. Петра поставила радио на автопоиск станций. Дикторы монотонно бубнили. Проповедники пламенно проповедовали. «Metallica» била по ушам. А потом, словно выкристаллизовавшись из плотного воздуха, зазвучал голос Тимми Валентайна. Почему именно эта песня? Петра попыталась переключиться. В конце концов ее статья – и о Валентайне тоже. На самом деле больше всего – о Валентайне. Собственно, именно из‑за него она и взялась за статью. Ответ, на ее горе, лежит где‑то в музыке этого мальчика, который взорвался, как суперновая, в начале восьмидесятых, ослепил всех своим светом и вскоре исчез без следа при таинственных обстоятельствах, и это исчезновение восприняли как самый сенсационный и самый эффектный публичный трюк последнего десятилетия. |