— Жизнь без детей что дерево без листвы. Будь моя воля, я запретил бы аборты. Разве вас не пугает, что год от года популяция сокращается? И это у нас, где забота о матери и ребенке возведена на такой уровень, как нигде в мире! У нас, где никто не должен бояться за свое будущее!
Обе женщины опять утвердительно замурлыкали, а доктор Шкрета гнул свое:
— Товарищ женат и теперь боится взять на себя все последствия безответственной сексуальной связи. Однако вам следовало бы думать об этом раньше, товарищ!
Доктор Шкрета чуть помолчал и снова обратился к Климе:
— У вас нет детей. Вы действительно не можете ради этого зачатого ребенка развестись со своей женой?
— Не могу,— сказал Клима.
— Я знаю,— вздохнул доктор Шкрета.— Я получил сведения от психиатра, что пани Климова страдает суицидным синдромом. Рождение ребенка создало бы угрозу ее жизни, разрушило бы этот брак, а сестра Ружена стала бы матерью-одиночкой. Что прикажете делать,— вздохнул еще раз доктор Шкрета и пододвинул бланк к членам комиссии — обе дамы тоже вздохнули и в надлежащей графе поставили свои подписи.
— Явитесь для оперативного вмешательства на будущей неделе в понедельник, к восьми часам утра,— сказал доктор Шкрета Ружене и дал понять, что она может уйти.
— А вы останьтесь здесь,— обратилась одна из толстух к Климе. Когда Ружена ушла, женщина сказала: — Пресечение беременности не такая уж безобидная вещь, как вам кажется. Происходит большая потеря крови. Своей безответственностью вы отняли у женщины кровь и потому извольте, справедливости ради, отдать свою.— Она подсунула Климе какой-то бланк и сказала: — Распишитесь здесь.
Смущенный Клима послушно расписался.
— Это заявление от добровольных доноров. Вы можете зайти в соседний кабинет, сестра возьмет у вас кровь.
Ружена прошла приемную с опущенными глазами и увидала Франтишека уже в коридоре, когда он окликнул ее.
— Где ты была?
Испугавшись свирепого выражения его лица, она ускорила шаг.
— Я спрашиваю, где ты была?
— Тебе-то что!
— Я знаю, где ты была.
— Если знаешь, не спрашивай.
Они спускались по лестнице, Ружена очень спешила, стараясь уйти от Франтишека и разговора с ним.
— Это была абортная комиссия.
Ружена молчала. Они вышли на улицу.
— Это была абортная комиссия. Я знаю. И ты хочешь избавиться от ребенка.
— Сделаю то, что захочу.
— Нет, не сделаешь того, что захочешь. Это меня тоже касается.
Ружена торопилась, чуть ли не бежала. Франтишек бежал за ней. Когда они были уже у ворот водолечебницы, она сказала:
— Только посмей идти за мной. Я уже на работе. Не мешай мне работать.
Франтишек был взбешен:
— Посмей мне только что-нибудь сказать!
— У тебя нет никакого права!
— Это у тебя не было никакого права!
Ружена вбежала в здание, Франтишек — за ней.
Якуб был счастлив, что все уже позади и ему остается последнее: проститься со Шкретой. Он медленно пошел от курортного здания к дому Маркса.
Издали навстречу ему по широкой аллее шла пани учительница, а за ней ребятишек двадцать из детского сада. У пани учительницы в руке был длинный красный шнур, и все дети, следовавшие за ней гуськом, держались за него. Дети шли медленно, и учительница, указывая на кусты и деревья, перечисляла их названия. Якуб остановился, он плохо разбирался в естествознании и всякий раз забывал, что клен называется кленом, а граб — грабом.
— Это липа,— указала учительница на пожелтевшее раскидистое дерево.
Якуб оглядел детей. |