Ее слова заглушил хрип двух мотоциклов, возникших рядом как из-под земли. Они вернулись. Они снова их нашли. Эмма сделала шаг назад и в панике прижалась к подруге. Грета сжала ее руку, готовясь к неприятной встрече.
— Где Ансельмо? — спросил Эмилиано, сходя со своего мотоцикла. — Мне надо с ним поговорить.
Он тоже знал о встрече 27.03 в 22.17. Значит, он прочитал дневник до последней страницы и расшифровал послание.
— Что тебе от него надо? — строго спросила Грета.
— Мою долю. В моем районе не занимаются бизнесом, если не платят мне дань.
Грета смотрела на него, ничего не понимая.
— Я тоже умею читать, знаешь ли, — сказал Эмилиано и, бросив взгляд на Эмму, добавил: — хоть и не хожу в школу с правильными девочками.
Эмма похолодела, боясь открыть рот.
— И я нашел много интересного в этом блокноте. Все эти доставки… вам не показалось это подозрительным?
Растерянные лица двух девочек говорили яснее любых слов.
— Не показалось, да? — ухмыльнулся Эмилиано. — Слушайте, мне все равно, что он сбывает, но я хочу мою долю. И я начну с сегодняшней доставки. А вы… вы ввязались в дурную историю, милочки.
За плечами Эмилиано раздалось громкое хрюканье.
— Уходите, оставьте нас в покое, — взмолилась Эмма.
И вот опять. Опять в минуту отчаяния появился Ансельмо. Ровно в 22.17 он пролетел через толпу велосипедистов и остановился перед Эмилиано.
— Добро пожаловать, — саркастично приветствовал его командир, — тебя-то нам и не хватало.
Ансельмо, не ответив, сошел с велосипеда, открыл свою почтальонскую сумку и вынул из нее пакет, обернутый в белую бумагу.
— Это тебе, — сказал он, бросив пакет Эмилиано.
Тот поймал его на лету.
— Ты хотел знать, что я сбываю? Открой пакет — узнаешь.
Эмилиано так и сделал, но нашел в нем совсем не то, что ожидал. Командир побледнел и прижал пакет к груди. Резко и быстро, как закрывают дверь в комнату, в которую никто никогда ни под каким предлогом не должен войти.
— Ублюдок! — набросился Эмилиано на Ансельмо, схватив его за футболку. — Где ты это взял?!
Ансельмо молчал.
— Говори!
— Разве я не должен молчать?
Да, командир велел ему молчать. Но теперь Ансельмо должен был все рассказать, пока из забытой комнаты не вышли тени прошлого, такого далекого, что оно казалось выцветшим сном. Пока тени не начали расспрашивать его о долгом жестоком молчании. Пока они не начали кричать, кричал Эмилиано:
— Ты должен мне сказать, кто тебе это дал!
Светлячки велосипедных фар повернулись к Эмилиано, привлеченные его криком, как светом свечи.
— Мы не любим мопеды, — произнес голос по ту сторону стены из светлячков.
— Так и катитесь отсюда, — захрюкал Штанга.
— Нет, вы не поняли, — сказал Шагалыч, выныривая из света фар, — это вы должны катиться отсюда.
К тому моменту у Колизея собралось около тысячи велосипедистов, и теперь они окружали два мопеда как молчаливое войско. Троица нажала на газ в надежде распугать велосипеды ревом моторов, но они надвигались плотной стеной, смыкая ряды. В «Критической массе» началась цепная реакция. Кто-то выкрикнул:
— Прочь! Прочь! Моторы прочь!
Эмилиано сильнее нажал на газ, но рев поршней никого не испугал. Только разозлил всех. Одинокий крик поддержал второй голос, потом третий, четвертый. Голоса слились в хор, надвигавшийся гигантской волной, способной снести все на своем пути. |