– Вы ведете себя нелепо. Я думаю…

– Думаете что?

– Я думаю…

– Давай. Забери ее у меня. Заткни мне ее в глотку. Почему бы тебе не попытаться?

– Курить в вагоне для некурящих – антиобщественное поведение.

– Я же заплатил за этот сраный билет, так?

– Но это не дает вам права…

– Чего ты ждешь? Отбери ее у меня.

Сжав фильтр сигареты большим и указательным пальцами, он поднес сигарету к лицу старика. Вызов брошен. Старик мог отступить (и потерять лицо), или он мог попытаться взять сигарету.

Дэвид знал, что тогда произойдет.

Каскад ударов – и старик повалится наземь, как мешок с углем. Для человека его возраста шок от удара может оказаться смертельным.

– Возьми… эту… сраную… сигарету… а?

Лицо парня было таким белым, что татуированные капли крови у него на щеке, казалось, выступают на белизне кожи, как синие камешки.

Дэвид повернулся, чтобы легче было оттолкнуться от сиденья. Он не чувствовал ни малейшего желания делать то, что, возможно, придется сделать в следующую минуту. Но он не мог просто сидеть и смотреть, как старика превращают в грушу для бокса.

– Возьми. – Громила поднес сигарету еще ближе к старику. Дэвиду было видно, как парень сжимает кулаки, как с вытатуированных кинжалов капает кровь.

– Билеты из Уитби… ваши билеты из Уитби, пожалуйста.

Это разрушило чары. Старик оглянулся на кондуктора, плотного человека лет сорока пяти.

– Я попросил этого молодого человека прекратить курить, – наставительным тоном проговорил старик.

– Вагон для некурящих, сынок, – беспечно отозвался кондуктор.

– Я заплатил за билет, – буркнул парень.

– Однажды я заплатил за картинку с Эйфелевой башней, но это не дает мне право в ней поселиться. – В голосе кондуктора не слышалось ни малейшей заинтересованности. Обычная рутина.

– А я хочу покурить.

– Курить можно в соседнем вагоне.

Кондуктор легко со всем разобрался. Во всем его облике не было ни намека на провокацию, только желание помочь. Парень встал, стянул с багажной сетки над сиденьем дорожную сумку и, тяжело ступая, направился в соседний вагон.

После того как он ушел, а кондуктор двинулся дальше по вагонам, старик весело сказал пожилым дамам:

– Прошу прощения за произошедшее. Но его надо было остановить.

После чего с улыбкой человека, восстановившего справедливость, он сел и принялся удовлетворенно глядеть в окно.

3

Холмы становились все выше. Небо темнело. На реке Леппинг, там, где она пробегала по порогам, вспыхивали пятна белой пены.

Громила дважды возвращался в вагон. Протопав к старику, он заявил:

– Твоя рожа вот где у меня сидит. – Только для того, чтобы вернуться пять минут спустя.

– Я твое лицо запомню. Вот здесь оно засело.

Он ткнул пальцем себе в бритый висок, а затем вновь ушел в вагон для курящих.

Когда он вернется в третий раз, он поколотит старика, подумал Дэвид. И что теперь? Предупредить кондуктора?

Но прежде чем он успел найти ответ, за окном замелькали кирпичные дома, поезд замедлил ход, и Дэвид, вздохнув облегченно, сообразил, что они прибыли в Леппингтон. Он специально замешкался, позволяя старику встать первым, а потом пошел сразу вслед за ним, чтобы стать живым препятствием между стариком и парнем на случай, если громила бросится по проходу с явным намерением измочалить старикана.

Как оказалось, волноваться было нечего. Через окно Дэвид увидел, как парень яростно шагает по платформе – прочь.

Сняв дорожную сумку с багажной сетки, Дэвид ступил с подножки поезда в Леппингтон – в город, носящий его имя.