Изменить размер шрифта - +

Сейчас в Леппингтоне он пристально смотрел на мальчишек, гоняющих банку. Им, наверное, было лет по восемнадцать‑девятнадцать.

– На кого ты, черт побери, пялишься?

Они сказали это – или что‑то подобное с той же целью, – когда он пошел на них. Первый упал, зажимая расквашенный нос, второй рухнул как подкошенный – апперкот едва не сломал ему шею, третий попытался замахнуться… но он двигался как в замедленной съемке. Почему люди всегда движутся, как в замедленной съемке?

Шмяк! Шмяк!

Выкашливая сердце, сложился третий.

Четвертый вытащил нож. Дерьмо, его не спас бы и автомат. Удар головой свалил мальчишку наземь.

Хорошо бы добавить ему пинок в лицо, но он проделал свой путь в Леппингтон не для того, чтобы убивать.

Нет. Он здесь, чтобы учить.

 

Глава 4

 

1

 

Бернис Мочарди завтракала на кухне фермы, где она работала. Хотя сегодня завтрак состоял всего из одного тоста и чашки чая «эрл грей».

Она притворялась перед самой собой, что слишком частые обеды в «Садах Пекина», единственном китайском ресторане Леппингтона, начали сказываться на ее талии. Но истинная причина была в том, что в последние дни у нее не было аппетита. На деле фигурой она могла бы потягаться с любой моделью на подиуме.

А подлинная тому причина – кассеты, сказала она себе. Истерзали они тебя, да, Бернис?

Она ловко поставила чайник на конфорку и отвернула газ.

Не можешь выбросить парня с видео из головы, да? У него (было?) такое милое лицо, а от его голоса по коже бежали мурашки. Что случилось с ним там, в подвале?

Бернис опустила в чашку пакетик с заваркой.

Он кричал, будто под обстрелом, а изо рта у него не вылетало ни звука. Его лицо было ужасно, просто оскал страха.

Нужно взять и бросить кассету в один из мусорных баков на площади. Полить бензином, сжечь эту дурацкую коробку. Пленка поглощает твою душу. И позабудь имя Майк Страуд. Выбрось его из головы. Ты ведь не встречала его никогда.

– Не хмурься так на молоко, дочка, скиснет.

– О, Мэвис. Я только готовлю чай. – Бернис оторвалась от болезненных мыслей. – Выпьешь чашку?

– Только если от твоей мины все молоко не свернулось, – добродушно отозвалась Мэвис. Ей было под шестьдесят, и на пухлом лице красовались очки в розовой оправе. – Я разолью молоко по чашкам, а ты совершишь набег на коробку с печеньем.

– Я пью с ломтиком лимона. Не беспокойся, я нарежу.

– Чай с лимоном? Ох уж эти городские нравы.

Мэвис всего лишь мягко поддразнивала девушку. Ей нравилось разыгрывать перед Бернис неотесанную деревенщину, таращить глаза на ее одежду, перед тем как девушка натягивала рабочий комбинезон, в котором все работники на ферме выглядели как врачи в анатомическом театре.

– О‑ох, – заворковала Мэвис, – эта блузка ведь из чистого шелка? И синий лак на ногтях. Мистер Томас просто не сможет держать при себе руки.

– Я накрасила их специально для мистера Томаса, – озорно усмехнулась Бернис. – Я намерена свести его с ума.

И обе они покатились со смеху. Мистеру Томасу, владельцу фермы, было далеко за семьдесят, к тому же он был мрачно непреклонным методистом. Однажды он отправил домой одного из паковщиков, заявив, что чувствует, как от работника пахнет пивом, и готов поклясться в этом Небесам на самой Книге.

Теперь они двигались по кухне, похожей на клинику в сиянии белых плиток и серебристой нержавеющей стали, готовя каждая свой завтрак. Мэвис достала из коробки пластиковый стакан, чтобы поставить его в микроволновую печь.

Когда Бернис Мочарди сказала подругам, что она нашла себе работу на ферме, те были поражены.

Сидя в пиццерии на Кэнел‑стрит в Манчестере, они засыпали ее вопросами.

Быстрый переход