Изменить размер шрифта - +
Глаза, сверкающие, как кристаллики льда. Холодные, страшные. По‑настоящему страшные.

– Вы видите сны? Анализируя сны, многое можно понять. – Она потакала ему, чтобы он разговорился.

– Никогда.

– А все обязательные атрибуты… чеснок, распятия, выходить только ночью, родная земля, текущая вода?

Он рассмеялся высоким и чистым, совсем детским смехом.

– Кто я, по‑вашему? Лугоши, Ли, Лангелла [5]?

– Я не знаю. Вы мне скажите.

– Сейчас век безверия. Символы без веры теряют силу, и их влияние на меня убывает.

Снаружи, в приемной, зазвонил телефон. Черт, подумала Карла. Не буду брать трубку.

– Эти фильмы, которые так увлекают вас, смертных, – продолжая Тимми, – основаны только на мифологии. А я никакой не миф, миссис Рубенс. Я – квинтэссенция всех самых глубинных человеческих страхов, конечное воплощение их представлений о предельном отчуждении. Вот почему я теперь стал реальнее, чем когда бы то ни было. Вот почему меня мучает голод, какого я никогда не испытывал прежде…

Карла невольно поежилась.

– …потому что впервые за все это время меня увидели миллионы. Дети мне поклоняются, как божеству. Взрослые вожделеют меня.

Этот чертов телефон!

– Женщина, посмотри на меня! – Такой повелительный голос. Неодолимый. – Ты мне веришь. Должна мне верить, потому что твое подсознание – тоже часть этой силы, которая вызвала меня в мир…

…телефон все звонит и звонит…

– Простите, я на минуту. – Карла срывается с кресла, бежит в приемную, захлопывает за собой дверь и хватает трубку. – Алло, алло. – Она никак не может отдышаться. Этот ребенок… тяжелый случай. За таких пациентов она не берется. Депрессивный психоз – это одно. Но здесь уже явная шизофрения. – Алло.

Она уже взяла себя в руки. Она очень умело скрывает свое беспокойство.

 

наплыв

 

На репетиции он несколько раз бегал к себе в гримерную – где был телефон и где никто не стоял над душой – и пытался звонить своей бывшей жене. Он начинал набирать номер, но всякий раз леденящий страх сковывал его пальцы, и он отгонял его, проигрывая в уме ритмические удары молотов по наковальням из третьей сцены «Золота Рейна»: дум‑ди‑дум да‑да‑да дум‑ди‑дум дум‑ди‑дум да‑да‑да дум‑ди‑дум…

Уже потом – в другом гостиничном номере и совсем в другом городе – он выложил на стол свою записную книжку и старые газетные вырезки и принялся их разбирать. Он давно уже перестал собирать вырезки из газет и программки концертов. Но именно эти уже пожелтевшие вырезки – из времен первых его выступлений – он постоянно возил с собой. Как талисман на счастье.

Он нашел, что искал, и долго и мрачно разглядывал эти кусочки бумаги. Потом заказал в номер полбутылки водки. Он даже задумался, а не сжечь ли весь этот хлам. Можно выключить свет и смотреть на пламя… но он лишь поднял телефонную трубку и набрал номер.

– Карла?

– Иди ты к черту, у меня пациент!

– Он.

Он едва не выронил трубку – так у него тряслись руки. Пришлось прижать ее к уху плечом.

– …послушай, он действительно полоумный… или просто хороший актер… но случай действительно интересный, и мне бы хотелось скорее…

– Карла, мне нужно его увидеть. Ты можешь устроить нам встречу?

– Что?! Ты мне звонишь и просишь устроить тебе встречу с моим пациентом – с человеком, с которым ты даже не знаком?!

– У тебя странный голос. Похоже, ты чем‑то встревожена.

Быстрый переход