Изменить размер шрифта - +
То тягуче-протяжная, наполненная грустью, то щемяще-легкая, то игриво-задорная, то неукротимо-страстная.

Девушка медленно повернулась, глядя на черную тонкую трубу на повороте, серый дымок, поднимающийся от нее, — и сделалось не по себе.

«Не думать», — приказала себе Катя.

Два дня она провела сидя дома, разбирая письма от родителей и рассматривая присланные ими фотографии. Их было четыре штуки. На первой мать сидела возле грядки с огурцами. На второй и третьей мама с отцом стояли возле их дачного деревянного домика. А на четвертой Жучка распласталась на траве возле шланга для поливки огорода и от жары свесила язык. В городе днем стояла страшная духота, воздух прогревался до тридцати пяти градусов. В доме беспрерывно работали кондиционеры.

Катя долго смотрела на фотокарточки, а потом в порыве скинула их вместе с письмами с кровати и, накрывшись покрывалом с головой, пролежала так несколько часов, пока к ней не зашел Лайонел.

Он не пытался ее ободрить или как-то утешить, заметил лишь: «Легче не станет, не жди».

Потом он ушел заниматься своими делами, а она вновь собрала фотографии, после чего написала ответное письмо, где сочинила, какая у нее прекрасная жизнь, как рада она, что переехала. Одна сплошная ложь, если не считать слов «Скучаю» и заверения: «Лайонел замечательный».

А так ли это?

Девушка вновь посмотрела на дым из трубы, на темные силуэты зданий за бетонной стеной, где происходил забой людей, и с тихим стоном зажмурилась. Ей показалось, что она слышит крики. Конечно, то была игра воображения, но до дрожи правдоподобная.

«Если он и замечательный, — подумала Катя, — то только не для тех несчастных, кто пойдет нам на корм».

Вдали раздались раскаты грома, небо после прошедшего пару часов назад ливня походило на глубокую-глубокую черную расщелину, на дне которой точно поблескивали серебряные монетки — звезды. Дул влажный порывистый ветерок, срывая с деревьев холодные капли и раздувая распущенные волосы девушки. После дневного зноя она не могла надышаться влажной ночной прохладой.

Из ворот вышел Лайонел, одетый в белоснежную рубашку и черные брюки. Орми летела чуть позади. Он приблизился к девушке и, на миг задержав взгляд там, где кончалась ее коротенькая темно-зеленая юбка, сказал:

— Можем ехать.

— А ты не знаешь, когда Вильям собирается привезти Олило? — спросила Катя, но ее вопрос потонул в реве приближающегося мотоцикла.

Молодой человек распахнул перед ней дверь, она села и успела лишь увидеть, как промчавшийся мимо «Харлей», окатил Лайонела из лужи.

Девушка испуганно ахнула, видя, как похолодели прозрачно-голубые глаза. Музыка затихла, как будто испугалась. А Орми, сидящая на дверце машины, закрыла мордочку крылом.

— Я уничтожу эту тварь, — не теряя самообладания, спокойно произнес он.

Но прежде чем успел сделать хотя бы шаг, Катя выскочила из машины и, крепко обняв его, взмолилась:

— Пожалуйста, не делай этого.

Лайонел отстранил ее от себя.

— Не нужно пытаться меня изменить.

— Я знаю ее! — с отчаянием воскликнула Катя. — Неужели ты не понимаешь, мне страшно даже от одной мысли вот об этом. — Она кивнула на черную трубу. — А если ты будешь убивать еще и тех, с кем я, пусть заочно, но знакома, то… то…

Молодой человек пристально смотрел на нее, а она умолкла и отвернулась, не в силах выносить взгляд его ледяных глаз, напрочь лишенный всяких чувств.

— У этой девицы не все в порядке с головой! — процедил сквозь зубы Лайонел, глядя в сторону, куда укатил мотоцикл.

— Подумаешь, обрызгали, — разозлилась Катя.

Быстрый переход