|
Знакомство с северными племенами не дало ничего нового. Западные, расположившиеся в оазисах вдоль ливийской границы, не были склонны к приему гостей. Скорее даже наоборот. Путешественники с трудом отбыли там намеченный минимум дней, после чего Гвидо решил, что этот дикий народ ничем не напоминает сивахцев, и они покинули негостеприимный край. Но итальянец не успокоился. Он продолжают куда-то ходить и ездить, с кем-то знакомиться. Ему как будто не требовалось времени на путевые записи. Все увиденное и услышанное автоматически сортировалось на группы, виды, типы и укладывалось в нужные клеточки мозга. И, как ни странно, по мере увеличения объема информации, число заполненных клеток уменьшалось. Одна за другой исчезали первоначальные категории, уничтожались подгруппы, пересматривалось содержание групп, пока не выстроилась, подобно нитке жемчуга, единая цепочка фактов. Что их объединяло? Исследователь пока хранил это в тайне. Мехди, со своей стороны, и не пытался ознакомиться с умозаключениями Гвидо. Если мужчины иногда и говорили откровенно, то только о сексе. Оба соглашались, что на эту тему можно говорить бесконечно, и оба имели некоторый опыт. Им не мешало даже то, что их эротические склонности были совершенно различны. Вскоре после начала их совместных путешествий Мехди признался, что приехал в Сивах в поисках мальчиков, и добавил, что имеет их здесь в неограниченном количестве. И это было правдой. По, словам партнеров, он был настолько же переменчив в любовных связях, насколько постоянен в своей платонической привязанности к итальянцу. Как оказалось, темперамент юных сивахцев удивительно совпадал с его собственным. Ни один из них не спал с одним и тем же приятелем дважды. Они проявляли удивительное красноречие, желая соблазнить нового партнера, но оно сразу улетучивалось, стоило им достигнуть цели. Такой юнец мог встретить своего любовника, которому только вчера пылко клялся в вечной преданности, и даже не поздороваться. Мехди рассказывал о своих похождениях без всякого смущения, словно речь шла о самых обыденных вещах. И в этом он походил на жителей оазиса, полной мерой удовлетворявших ненасытное любопытство итальянца. Гвидо действительно стремился узнать как можно больше о складе ума и взглядах людей, чьи нормы поведения и мораль были далеки от его собственных. Сам он ни от кого не скрывал своей приверженности однополой любви. Но Гвидо не мог объяснить, в чем крылась ее притягательная сила и почему он сам, тем не менее, избегает мужчин. Чтобы избавиться от навязчивых мыслей, итальянец часто развлекался, терзая бедного Мехди. Он не уставал спрашивать, как этому толстенькому коротышке удается добиться такого головокружительного успеха у юношей Сиваха, многие из которых были настоящими красавцами. Желая проверить (а скорее, опровергнуть) способности египтянина, убедиться, что его утверждения, будто он чувствует себя в Сивахе как рыба в воде, действительно справедливы, Гвидо решил подбросить ему заманчивую идею. Однажды, когда они рука об руку возвращались в гостиницу после плотного обеда, итальянец с невинным видом спросил: - Дружище, можешь сделать мне одолжение? - Я готов,- заверил его Мехди,- а в чем дело? - Переспи с сыном своего приятеля. - Когда угодно. Но какого приятеля? - Кхаледа Айаддина. - О Господи!- воскликнул Яссерит,- кого из сыновей ты имеешь в виду? - Как это «кого»? Того, который недавно женился. Мехди совершенно поник. - Зачем тебе это?- уже без всякого энтузиазма спросил он. |
