Варан обрадовался возможности наконец-то освободиться от приставучего горни. В нише стола отыскал очки — два прокопченных стекла в грубой металлической оправе. Плотнее затянул куртку и, не прощаясь, выскочил из дома.
Утренняя рыба плавала здесь же, в каменном бассейне, еще живая. Орудуя сачком, Варан наполнил и взвесил три мешка; дождь припустил сильнее и смыл с него чешую прежде, чем груз был доставлен, мешок за мешком, к винтовой площадке.
Пружина винта, накрученная наполовину, казалась непривычно тощей. К крюкам на корзине уже привешены были два бурдюка; Варан загрузил рыбу и потом, едва управляясь с деревянной тележкой, перевез к винту от водосборника еще два тяжеленных пузыря с водой. Он успел передохнуть и пожевать сладкой смолы, прежде чем над краем площадки показалась голова горни: чужак был бледен и задыхался. Как же, подумал Варан не без злорадства. Сто ступенек в скале — и мы уже падаем в обморок…
— Дышать… нечем, — простонал горни и уселся прямо на мокрый камень. Вслед за горни на площадку поднялся Варанов отец — тот был в два раза старше, нес на одном плече деревянный сундучок, а на другом почтовый мешок для верхних, и ровное его дыхание не сбилось ни на йоту.
— Хорошо, — сказал отец, оглядев винт и оценив проделанную Вараном работу. — Грузитесь.
Варан влез в корзину первым и устроился у мешков с еще живой, трепещущей рыбой. Отец долго ходил вокруг, проверял крепления, связки, поглаживая пружину, бормоча молитву подъемников и время от времени сплевывая через плечо. Дал в руки Варану причальный канат с тройным крюком на конце:
— Кто сегодня дежурит?
— Лысик.
— Передавай привет от меня и проверь, чтобы он все точно записал: рыбу, воду, почту… И… — Отец покосился на горни, замершего у края площадки, будто оцепеневшего при виде бесконечного серого горизонта: — И горни пусть возьмет из рук в руки… Все. Хвала Императору, лети, сынок.
Быстро потрепав Варана по плечу, отец отошел к спускателю. Совсем другим, бесцветным голосом позвал чужака:
— Горни, пожалуйте на взлет.
Варан не подал господинчику руки. Чихая и соскальзывая, тот с трудом влез в корзину, поискал свободного места, со страдальческим лицом пристроился опять же на сундучке. Вцепился в край корзины:
— Не перевернемся?
— С половинным навертом идем, — не удержавшись, заметил Варан. — Можем и опрокинуться, если не повезет. Шуу не дремлет, — и подмигнул отцу.
— Типун тебе на язык, — сурово сказал тот, берясь за спускатель. — С Императором… Раз, два… три!
Спускатель взвизгнул, освобождая пружину.
Пружина тупо и свирепо, как глубинное животное, рванула на себя цепь.
Цепь пошла разматываться с катушки. Над головами Варана и горни распустился цветок — прекрасный цветок растущего пропеллера; его было видно всего несколько секунд, а потом он пропал, превратившись в серое, размазанное в движении колесо. Невидимая сила вдавила Варана в тугие мешки с играющей рыбой, и площадка ухнула вниз, крохотная фигурка отца мелькнула и пропала, в ушах взревел ветер, какого никогда не бывает под тучами в межсезонье…
Еще через секунду ничего не стало видно, даже сидящего рядом горни. Воздух сделался серым и мокрым, как медуза. Варан задержал дыхание.
— Это тучи? — крикнул горни, и Варан скорее догадался о его словах, чем расслышал их. Дорога сквозь облака была для него самой неприятной частью путешествия наверх; говорили, что облака изнутри напоминают царство Шуу, и Варан готов был с этим согласиться. Вязкое, липкое, непроницаемое…
Серая мгла распалась клочьями. Проглянула синева над головой; облака вдруг вспыхнули белым, и Варан, зажмурившись, полез в нагрудный карман за очками. |