«Посмотрим, что из этого получится!»

«Зеленый друг» пожелтел, листики поникли, единственный бутон преждевременно увял, и его беспомощно висящая головка была нам живым укором: «Полюбуйтесь, до чего вы меня довели, крикуны и спорщики».

А когда вскоре расположились мы вокруг стола, чтобы провести первое совещание, слово взял новый начальник. Говорил он спокойно, уверенно, внушительно, но одновременно давал нам понять, что такие интонации не нанесут ни малейшего ущерба цветку. Время от времени оратор отрывался от бумаг и внимательно поглядывал на растеньице: вдруг бутону уже возвращается румянец здоровья? Закончив, он отпил воды из стакана, а остаток выплеснул в вазон. Однако этого было достаточно, чтобы убедиться, какого чуткого, какого теоретически-практического руководителя нам удалось заполучить!

Наступила наша очередь сказать свое слово. При старом начальнике вскочили бы сразу несколько сотрудников и, перебивая друг друга, стали бы выдвигать возражения, контрпредложения, спорить и даже ругаться. А теперь? Поднялся лишь один Мицкус (не он ли больше всех и навредил цветку при прежнем руководстве?) и по обыкновению выложил: дескать, планы нового директора оторваны от реальных возможностей учреждения, звону в них — как от пустого горшка, но принесут они больше вреда, чем пользы.

— Неужели? — нисколько не рассердился директор и, глядя на цветок, своим спокойным и внушительным голосом добавил: — Не забывайтесь, товарищ Мицкус! Придется вам привыкать к новым порядкам или… — И он многозначительно повел глазами на дверь.

Мицкус растерялся, взгляд его забегал по нашим лицам в поисках поддержки. Однако мы, все как один, сидели, уставившись на вазон: а что, если выходка Мицкуса повредила бедному цветку, свела на нет старания нового начальника?.. В гнетущей тишине послышалось неразборчивое бормотание выскочки, и он плюхнулся на стул, зло поглядывая на цветок: вот-вот, казалось, схватит и вышвырнет за окно! Однако поступить подобным образом не решился: видать, почувствовал силу сплотившегося коллектива!

В это время на телефонном столике зазвонил один из аппаратов — тот самый, который связывал нашего директора с самыми высокими сферами. Директор осторожно снял трубку и, сосредоточенно слушая, изредка вставлял: «Обсудили… согласовали… единогласно… будем… будем… будем…» При этом он отеческим взглядом ласкал наше хрупкое подопечное, а мы все непроизвольно кивали в такт его словам и шестым чувством воспринимали, как постепенно увеличивается процент хлорофилла в желтых листочках растения.

— Может быть, у вас есть еще какие-нибудь замечания? — спросил директор, возвращаясь к столу заседаний.

Однако больше выскочек не нашлось: все уже успели усвоить, что полезно, а что вредно нашему цветку.

Так начал сплачиваться наш коллектив и превратился в единый, слаженный и целеустремленный организм, имеющий перед собой конкретную задачу и ясную перспективу. Стоит ли после этого дивиться, что нашим усилиям сопутствовал успех? Ко дню юбилея учреждения цветок был сплошь усыпан бутонами! Нас охватил такой энтузиазм, такая радость, что мы бросились обниматься, кричать «ура», славить начальника и водить вокруг цветка хоровод. Бутоны раскрылись и словно пылали от радости. Это было так прекрасно, так символично, что даже угрюмый Мицкус робко протянул руку и потрогал цветок, как бы желая убедиться, что перед ним не призрак, не оптический обман… Правда, вскоре наш критикан процедил сквозь зубы, дескать, нам втирают очки, мол, перед нами не тот, прежний, а другой цветок, но восторженные клики коллектива заглушили ворчание Фомы неверующего; никто даже, не слышал его, а если и слышал, то не вслушивался…

На следующий день, явившись на работу, мы увидели, что цветок наш снова поник и пожелтел.