— Воды… я… дал ход… стакану!

Трещит один телефон, потом другой, включается в концерт третий… Управляющий будто и не слышит их: теперь для него нет и не может быть ничего важнее стакана воды.

— И где же он теперь, этот ста… это заявление?

— Именно по сему поводу я и явилась. Вы давали ход, вам лучше знать. Кстати, — безмятежно добавляю я, — мною уже получено несколько уведомлений о том, что моя просьба рассматривается и об окончательном решении мне сообщат дополнительно. Но ведь уже полгода! Столько воды утекло, а мой стакан по-прежнему пуст, — с упреком вздыхаю я.

Управляющий с минуту колеблется, но потом все-таки решается и нажимает уже знакомую мне кнопку. В кабинет вкатывается помощник с неизменной папкой под мышкой.

— Тут у вас было заявление о… стакане.

— Ка-ка-каком стакане? — Помощник растерянно похлопывает себя по боку папкой, как петух крылом. — О каком еще таком стакане?

— О стакане воды.

Они выжидательно смотрят друг на друга.

— Вы давали ему ход, — грозно произносит управляющий, — вам и знать! Чтобы на моем столе немедленно было то заявление или…

Помощник вылетает пулей.

Управляющий утирает носовым платком вспотевший лоб и внимательно всматривается в меня.

— Зачем вы сделали это? Зачем?

— Пить хотелось, вот и все.

— Бросьте свои шуточки! Тут серьезное учреждение!

— Очень серьезное. Вот я и хочу узнать: почему полгода волокитят с моим заявлением?

Однако управляющий больше не слушает меня. Его глаза широко раскрыты, ноздри вздрагивают, рот лихорадочно ловит воздух. О, на этот раз мне совсем нетрудно разгадать его тайну. Перед его глазами проплывает яркая картина — подчиненные разглядывают резолюцию, восклицательный знак после слов «удовлетворить», величественно-неразборчивую подпись… с заявления делаются ксерокопии, и они порхают из рук в руки… ржет даже уборщица… скандал выплескивается за стены учреждения… герой анекдотов…

— Вы погубили меня! — трагически вырывается из каменной груди.

— Впервые слышу, что человека может погубить стакан воды, — пожимаю я плечами.

— Это… бесчеловечно! — Из его глаза выкатывается большая горючая слеза и плюхается на массивный, как гранитная глыба, стол. — Это… жестоко! Надо быть камнем, чтобы так… — Из другого глаза выкатывается еще более горючая слеза — символ неподдельного человеческого страдания. Меня охватывает священный трепет: каменный истукан ожил, и отныне уже…

— Ну ладно, — примирительно улыбаюсь я. — Не просила я у вас этого стакана! Совсем другое просила.

— Правда?.. — испуганные глаза не смеют поверить.

— Честное слово.

— Вот как?.. — глубокий вздох облегчения, кажется, может разорвать грудную клетку. — Фу, признаться, я так и думал… Так и думал. Нет, я знал! Ха-ха!.. Ну и шутница… ха!

— Хи-хи-хи, — искренне вторю я.

— Однако, — его лицо вновь становится строгим, — не кажется ли вам, что подобные шутки в солидном учреждении выглядят несколько неуместно!.. Весьма неуместно… Более чем неуместно!

Смех застревает у меня в горле.

— Я бы даже сказал: нагло! За такое следовало бы попросить вас выйти вон. — Управляющий важно откидывается на спинку кресла, его фигура снова каменеет, глаза смотрят куда-то вдаль, поверх моих ничтожных потребностей и еще более ничтожных шуток…

И только теперь влетает помощник с моим заявлением в руках:

— Вот оно!

— Да, — каменные веки снова бесстрастно хлопают.