Да, значит, кто-то в Москве помнит Салах-ад-Дина ибн Акбара Китоби, побывавшего здесь два с половиной года назад, в январе 2042-го, в связи с некоторыми делами, в том числе и теми, что интересовали меня сейчас. Но я-то – честь имею, Виталий Владимирович Вебер, из российских немцев, но в общем откликающийся, когда говорят: «Эй ты, русак!» – тут вот уже двадцать лет как не был. С самого дня отъезда, состоявшегося в 2025 году, от чего никуда не денешься.

    …Машина взлетела на эстакаду, простершуюся над по-старому узкими ущельями Брестских улиц, чтобы на втором ярусе движения совершить, проскочив съезд на Тверскую, плавный поворот к Триумфальной. Миновали развязку, выводившую вверх – на третий ярус, на магистраль Север-Юг, и вниз – к Каретному ряду. Я пожалел, что не попросил шофера ехать улицами: отсюда, сверху, мало что можно было увидеть; придется отложить на потом.

    Однако тут же я подумал, что этого «потом» может и не быть. Мы уже снизились на первый ярус на Смоленской развязке, по эстакаде промахнули над Москва-рекой левее старого Бородинского моста и оказались на поверхности земли на длинной площади перед Балканским вокзалом, бывшим Киевским. Шофер безмолвно крутил баранку. И вдруг, почти неожиданно для самого себя, я сказал ему:

    – Погоди к отелю. Сделаем колечко. Хочется посмотреть – давно я тут не бывал. Развернись, выскочи на Смолягу, по Дубль-Арбату в центр, и уже оттуда, через Пречистенку – назад.

    Ни слова не сказав, он пошел на разворот, чтобы спуститься на набережную.

    После непростых маневров мы выбрались на Кольцо. Я держал газету в руках, но читать не стал. Мне хотелось видеть. Видеть и думать. Я доверяю первым впечатлениям. От них зависят решения. А они, в свою очередь, должны повлиять на действия. Которые, хочешь не хочешь, придется совершать.

    2

    С первого взгляда можно было, не ошибаясь, определить, что город сделался наряднее, хотя и не чище, или, вернее сказать, стал выглядеть богаче. Народу на улицах было полным-полно – всяких цветов; одевались отнюдь не бедно – но и не столь ярко, как в мои времена; в красках и покроях ощущалась некая сдержанность. Снова вуалетки, снова бритые головы. Бород стало побольше, несколько изменился их фасон – мне, недавно побывавшему, как уже упоминалось, на Аравийском полуострове, он не представился странным. Число машин, пожалуй, выросло – но если прежде в Москве преобладала европейско-японско-американская техника, то сейчас (показалось мне) отечественной стало значительно больше – не старых, доезжавших век одров, но современных – нижегородских, московских, уральских, красноярских, минских, кенигсбергских и еще каких-то, мне и вовсе не известных. Витрины выглядели цивилизованно, хотя судить о ценах я пока не мог. Транспорт при движении придерживался правил, что всегда является убедительным признаком соблюдаемого порядка и спокойствия; полиции, однако, виднелось много, и, судя по автоматам, какими были вооружены городовые, она готовилась – в случае нужды – к решительным действиям. Ничего удивительного: шейха Абу Мансура Мухаммада ожидали с часу на час, а врагов – не шейха лично, а его миссии – было вряд ли меньше, чем сторонников. Нищих я не увидел, впрочем, это практически и невозможно из окошка машины; а вот хмельных заметил бы, но их, похоже, не было вовсе; весьма характерно и интересно, да и приятно к тому же.