Александр Мазин. Варяжская сталь
Герой
Часть первая
Корона булгарских кесарей
Тихо в коридорах и галереях императорского дворца. Особенно тихо – после шумного и многолюдного пира. Сегодня василевс Никифор принимал иноземных послов. Тут были и послы булгарского кесаря Петра, и послы короля германцев Оттона Первого; послы италийцев, арабов, россов и многих других. Еще несколько лет назад непременно присутствовал бы посол хузарского хакана… Но нет больше у хузар хакана. Последнего убил катархонт россов Сфендослав… – Он очень опасен, этот тавроскиф, – говорит Никифор. – Не зря его называют леопардом. – В твоем зверинце, мой повелитель, есть не только леопарды, но и царственные львы, – шепчет Феофано. Ее чернокудрая головка лежит на мощном колене василевса. Огромные блестящие глаза глядят на него снизу страстно и восхищенно. Никифор не видит этих глаз. Перед его внутренним взором – сотни парусов, наполненных ветром. Это лодьи россов идут вверх по Дунаю. На горе строптивой Булгарии. Никифор знает, на что способны россы. Воины этого племени воевали под его началом в Азии. Этому ничтожеству, архонту булгар, не устоять. Независимой Булгарии конец. Никифор это знает. И потому сегодня был особенно ласков с булгарами: посадил выше посланца германского короля, велел именовать Петра василевсом… А ведь этих же булгар недавно по его, Никифора, приказу по щекам хлестали – за дерзость их кесаря. Ничего, пусть возгордятся. Скоро, скоро булгарский наглец будет, пресмыкаясь, молить Константинополь о помощи… И откроет горные проходы. И победоносная армия Восточно-римской империи вступит на земли Булгарии. Нет, не Булгарии – Мисии. Римской провинции Мисии. А он, Никифор Фока, подобно древнему императору Траяну… Тут василевс наконец замечает глаза Феофано и забывает обо всем, даже о собственном величии. – Встань, – говорит василевс. Его голос, могучий бас силача и военачальника, внезапно становится невнятным и хриплым. – Встань, Фео… Танцуй… Феофано поднимается. Красный полупрозрачный шелк, ожерелье из крупных, оправленных в червонное золото рубинов, черные длинные блестящие волосы… У Никифора было много женщин. Ему приводили и белокурых белокожих северянок с прозрачными льдистыми глазами, и чернокожих, нечеловечески грациозных африканок с кожей, упругой, как у дельфина. Были искусные и искушенные, были и совсем юные, очаровательно неумелые… Ему есть с кем сравнивать, но… Феофано несравненна. Она совершенна. Она родила Роману двух сыновей, но после родов стала еще красивее. Василевс смотрел, как мелькают над полом маленькие ступни, как едва касаются пола пальчики, как взвихряются и опадают браслеты на щиколотках, взлетают колени, подбрасывая легкие шелковые ленты, которые то расходятся, то смыкаются, пряча округлые бедра и по-детски гладкий живот. Никифор знает, что волосы на лобке Феофано сведены искусным мастером в угоду покойному Роману. Поначалу Никифору это не понравилось, но теперь, когда Феофано в танце откидывается назад, касаясь волосами пола, он, затаив дыхание, ждет – окажется ли шелковая ткань между расставленных ног или обнажит взгляду розовую мякоть приоткрытой вагины зрелой женщины в обрамлении неестественно голой бледной кожи. Тяжелое дыхание вырывается из влажных губ императора. Струйка слюны смочила черную с проседью бороду. Кружится Феофано, извивается в танце, встряхивает упругими грудями, оттопыривает ягодицы, танец ее становится все более непристойным, вызывающим, вульгарным. Так не танцуют в императорском дворце. Так не танцуют даже обученные всему похотливые сирийские рабыни… А Феофано – императрица… Никифор выбрасывает руку, но опаздывает. |
