—Ни в коем случае!— В притворном ужасе сенатор откинулся на спинку дивана и хлопнул в ладоши в знак крайнего неодобрения.

—Но я люблю политику.

Питер ухмыльнулся.

—Не думаю, что отец согласится, чтобы я прямо сейчас стал заправлять газетой.

—Тебе следовало бы заняться журналистикой.— В отличие от Питера и сенатора Диана принимала разговор всерьез.

—Я займусь, если когда-нибудь окончу школу.— Хотя Питера определили в Гарвард, он с ужасом думал о Новой Англии, холодной погоде, упорной работе. Южанин и лентяй, он предпочитал колледж поближе к дому. К его полной неожиданности, мать была согласна с ним. Своим детям Фредерика желала только одного: чтобы они с легкостью приспособились к обществу, которое она считала совершенно правильным в его нынешнем виде — мир поместий, опоясывавших город Вашингтон, особняков в итальянском стиле на Массачусетс-авеню, небольших реконструированных домов в трущобах Джорджтауна, ставших модными в последнее время. Несмотря на всю кажущуюся рассеянность, Фредерика имела отчетливое представление о том. что такое окружающий мир, и внушила Питеру и Инид, что готова примириться с любым их поведением, если оно не будет откровенно эксцентричным и подрывать устои того, что в газетах называется Обществом — слово, никогда не употребляемое теми, кто им обозначается. На свой лад она была великолепным социальным тактиком. Не зря она вышла замуж из-за денег. По Вашингтону ходил анекдот с бородой: Блэз Сэнфорд сделал однажды слишком длинную паузу, и Фредерика быстро вставила: «Я согласна». Питер улыбнулся, вспомнив его. Он привык к сплетням о своих домашних, хотя и отдавал себе отчет в том, что худшие из них в его присутствии не рассказывают.

—Ну, Пит, вижу, ты не скучаешь!— Это был Клей Овербери, административный помощник Бэрдена Дэя.— Сенатор рассказывал тебе одну из своих баек?

—Ничего подобного,— отозвался сенатор.— Я уморил его новостью, что власть горька, а владычество — ужасно.

—Это так, если иметь в виду нашего нынешнего президента сегодня.

Клей сел на диван рядом с Дианой. Хотя он был всего только помощником сенатора, его часто приглашали в именитые дома, главным образом из-за внешности: густые светлые кудри, фиалковые глаза, короткий, слегка распухший нос — результат падения с лошади на охоте в Уоррентоне прошлой осенью. Атлетически сложенный, умеющий внимательно слушать, он, по всеобщему мнению, должен был далеко пойти, хотя бы в качестве предполагаемого мужа Дианы Дэй. Никто и помыслить не мог, чтобы у него были какие-либо изъяны — за исключением Фредерики, заметившей однажды, что он слишком красив, как будто быть слишком красивым для мужчины — это что-то не то, совсем как коричневые ботинки к синему костюму или манера президента держать мундштук с сигаретой. Но Питер был расположен к Клею, который относился к нему как к взрослому собрату.

—Насколько мне известно, президент укатил на своей яхте.— Клей улыбнулся Диане, и она улыбнулась ему в ответ.

—Интересно, потонет ли она,— вздохнул сенатор.

—Будем надеяться.— Клей обтер лоб, хотя в комнате уже не было жарко. Кто-то открыл высокие, до пола, окна, и по комнате заструился прохладный, пахнущий дождем воздух. Питер напряг слух, пытаясь услышать гром, но грома не было. Гроза прошла, пела какая-то птица, ее резкий голос не забивал даже Гарольд Гриффитс, громко певший «Жили однажды четыре Мэри». Гарольд знал на память сотни песен и готов был петь их все своим драматическим, хотя и слегка гнусавым тенором.

—Потому что он президент.— Со стороны Дианы такая откровенность прозвучала неожиданно.

Сенатор посмотрел на дочь с уважением.

—Хочу надеяться, что ты ошибаешься, хотя, возможно, права.