Но пока, размышлял Бэрден, совсем не худо пожить в настоящем, внезапно обернувшемся сказкой. Никогда еще президент вскоре после беспрецедентной победы на выборах не был столь решительно отвергнут в конгрессе своей собственной партией. «Я свалю его»,— сказал он, подвязывая галстук-бабочку в горошек — его фирменный знак, столь притягательный для карикатуристов. В приподнятом настроении он спустился вниз завтракать.

За высокими окнами столовой виднелась всклокоченная зелень сада. Теплый ветерок колыхал тяжелые занавеси. На подоконнике сидел кардинал, ожидая, когда его накормит жена Бэрдена. К ней слетались дикие птички. Люди, увы, оставляли ее без внимания.

Бэрден уселся за длинный пустой стол, и слуга Генри, угрюмый чопорный негр, подал ему завтрак. Генри боготворил сенат Соединенных Штатов. Он читал все относительно сената («относительно» было одним из его словечек) и с еще большим, даже чем сам Бэрден, подозрением относился к Белому дому, считая главу исполнительной власти постоянной угрозой величию верхней палаты конгресса.

Улыбаться или выдавать свое волнение было не в натуре Генри, но Бэрдену показалось, что рука у Генри слегка дрожит, когда тот положил рядом с его тарелкой утренние газеты. С первой страницы газеты, лежавшей сверху, на Бэрдена смотрело его собственное лицо.

—Ну что ж, Генри, полагаю, мы объяснили мистеру Рузвельту что к чему.

—Да, сенатор, думаю, что так. А что будет теперь с законопроектом о Верховном суде?

—Сгинет в комиссии. Навеки.

Генри нахмурился, выражая мрачное удовлетворение, и удалился, предоставив сенатору возможность читать о самом себе. Со свойственным ему тактом он положил «Вашингтон трибюн» поверх стопки газет.

—Ну, каково это?— В столовую неожиданно вошла Диана.— Когда тебя так хвалят? Когда тебя так превозносят?

—Не более, чем я того заслуживаю.— Он явно озорничал.— Примерно раз в десять лет меня оценивают по заслугам.

Усевшаяся по другую сторону стола Диана виделась его близоруким глазам огромной розой в золотом снопе утреннего света.

Генри принес завтрак для Дианы и сдержанно прислушивался к разговору, прислуживая ей.

—Президент как-нибудь комментировал случившееся?

—Пока нет. И сомневаюсь, что будет. Он сбежал на яхте вверх по Потомаку.

В кухне зазвонил телефон, и Генри медленно двинулся туда снять трубку.

—Тебе понравился вчерашний прием?— Он взглянул на розовое пятно, которое, казалось, то сжималось, то расширялось.

—Да, я люблю Сэнфордов. Особенно Инид. Хотелось бы мне выглядеть так, как она. Она выглядит как… она выглядит так, как сама Судьба.

—А как выглядит Судьба?

—Как Инид. Непостижимая, суровая, чувственная — все вместе. Мужчины от нее без ума.

—От Судьбы?

—Нет, только от Инид. Мне бы хотелось, чтобы они были без ума от меня.

Вошел Генри с телефонным аппаратом, волоча за собой шнур.

—Из вашего кабинета, сенатор. Мистер Овербери.

В голосе Клея слышалось возбуждение.

—Вы смотрели утренние газеты? А нью-йоркские и того лучше. Да, еще звонили из вашего штата, от губернатора. Он выставляет вашу кандидатуру в президенты!— Сердце Бэрдена учащенно забилось.— Звонил еще некто по фамилии Нилсон. Он хочет встретиться с вами. Речь идет о…

—Я знаю, о чем идет речь.