В 1900 году Суриков вернулся к своему любимому герою, Стеньке Разину, как к старому невыполненному долгу. В эскизе 1887 года Разин изображался в обществе персидской княжны во главе целой флотилии судов, выступающих в поход. В картине, писанной с 1900 по 1908 год, сюжет разработан проще, тише, без буйства. Одна большая ладья, точно крылья, поднятыми веслами рассекает волны и воздух.

Над «Разиным» Суриков работал долго и упорно – герой, столь ему близкий, не поддавался воплощению. Каждое лето с 1900 по 1907 год художник проводил то на Каме, то на Волге, то на Дону, то в Сибири, в своем обычном искании натуры. В 1907 году картина была выставлена, но после того вновь переделывалась и вновь выставлялась в 1908 году в Риме.

В 1906 году попутно с «Разиным» был задуман «Пугачев». В Ростове Великом, в харчевне, Суриков встретил человека, похожего на Пугачева и приковавшего художника к этой теме. Но «Пугачев» не был написан, и только этюды и эскизы свидетельствуют об этом замысле.

В 1910 году Суриков ездил в Испанию. Яркая природа, пышный стиль, танцовщицы и бой быков в Севилье ему понравились более, чем испанская живопись. Отсюда был привезен ряд необычайно красочных этюдов, не отразившихся, впрочем, на дальнейших работах художника. По приезде домой Суриков вновь берется за древнерусскую тему и исполняет ее в своей характерной чисто русской гамме.

За всенощной на праздник покрова у Василия Блаженного в Москве в 1910 году Сурикову привиделась «Царевна в женском монастыре». Зимой этого года как пролог к «Царевне» он сделал портрет кн. Щербатовой в русском костюме, а лето 1911 года провел в Ростове, где написал подготовительные этюды для картины. В 1912 году «Царевна» была выставлена.

В 1915 году выставлено Суриковым «Благовещение» – последняя крупная его работа; написан автопортрет в полфигуры и задумана картина «Красноярский бунт».

Кроме картин, обозначающих вехами «столбовой» путь Сурикова, необходимо отметить ряд портретов, исполненных им «между делом»: Озерского, матери художника, Л. П. Подвинцовой, Человека с больной рукой, кн. Крапоткиной, А. И. Шведовой, и др. Острота суриковской наблюдательности, любовное приятие жизни и фундаментальность живописи выразились в них ярко. В их композиции – строгая устойчивость, простота и торжественная материальность.

Мощная фигура Сурикова издавна служила источником многочисленных легенд. Своеобразный и нетерпеливый, но простой и прямой по характеру, он не выносил лжи и ханжества в искусстве. Он не любил досужих советчиков и держался всегда особняком в своей закрытой мастерской, резко проводя свою твердую линию. Во время буйного расцвета Сурикова Репин и Куинджи считали его своим товарищем по свержению академических традиций. Новая школа искателей национальной красоты от него же ведет свою родословную. Не без оснований примыкает к нему и «Бубновый валет», который в своих исканиях колорита ближе к Сурикову, чем «Союз»40 или «Мир искусства». В 80‑х годах искали в его картинах демократических идей, в 90‑х годах – исторической правды, а наше время видит в Сурикове живописца чистой крови.