– Насчет грехов…

– Ну конечно! Всякому человеку свое дело дорого… а он – фабрикант грехов… Давно о нем и на каторге и в аду плачут – тоскуют, ждут – не дождутся…

– Увесисто говорит он, – задумчиво сказал Фома, помешивая чай в стакане.

– Меня ругал? – осведомился Маякин, ехидно искривив лицо.

– Было…

– А ты что?

– А я… слушал…

– Мм… что же слышал?

– «Сильному, говорит, простится, – а слабому нет прощения…»

– Премудрость, подумаешь!.. Это и блохи знают…

Презрительное отношение крестного к Щурову почему-то раздражало Фому, и, глядя в лицо старика, он с усмешкой сказал:

– А вас он не любит…

– Меня, брат, никто не любит! – с гордостью сказал Маякин. – И любить меня не за что, я не девка… Но зато – уважают меня… А уважают только тех, кого побаиваются…

И старик хвастливо подмигнул крестнику.

– Говорит он увесисто… – повторил Фома. – Жалуется… «Вымирает, говорит, настоящий купец… Всех, говорит, людей одной науке учат… чтобы все были одинаковы… на одно лицо…»

– Считает так, что – не годится это? Дурак! – презрительно сказал Маякин.

– А почему это хорошо? – спросил Фома, недоверчиво поглядывая на крестного.

– Ежели видим мы, что, взяв разных людей, сгоняют их в одно место и внушают всем одно мнение, – должны мы признать, что это умно… Потому – что такое человек в государстве? Не больше как простой кирпич, а все кирпичи должны быть одной меры, – понял? Людей, которые все одинаковой высоты и веса, – как я хочу, так и положу…

– Кому же приятно кирпичом-то быть, – хмуро сказал Фома.

– Речь не о приятном, а о деле… Не всякому человеку можно рожу стереть, но ежели иного побить молотом, он будет золотом… А башка лопнет – что поделаешь? Слаба, значит, была…

– Говорил он также насчет труда… «Всё, говорит, машины работают, а люди от этого балуются…»

– Поехала кума, неведомо куда! – пренебрежительно махнул рукой Маякин. – Удивительно мне – какой у тебя аппетит на всякую пустяковину! «Машина»! Он бы, старый пень, подумал – какая она, машина-то? Железная! – стало быть, ее не жалко, завел – она и кует тебе рубли… без всяких слов, без хлопот… пустил, она и вертится! А человек – он беспокойный и жалкий… он очень жалок порой бывает! Воет, ноет, плачет, просит… пьян напивается… в нем лишнего для меня – ах, как много! А в машине, как в аршине, – ровно столько содержания, сколько требуется для дела… Ну, я пойду одеваться… пора.

Он встал и ушел, громко шаркая туфлями по полу. Фома посмотрел вслед ему и вполголоса сказал, хмуря брови:

– Леший разве разберет все это… один говорит так, другой – этак…

– Вот и в книгах тоже, – тихо сказала Любовь.

Фома взглянул на нее, добродушно улыбаясь. И она ответила ему неясной улыбкой. Глаза у нее смотрели устало, печально…

– Все читаешь? – спросил Фома.

– Да-а… – уныло ответила девушка.

– И тоскуешь?

– Тошно… Одна потому что… Слова не с кем сказать…

– Плохо твое дело…

Она ничего не сказала на это, а лишь опустила голову и стала медленно перебирать пальцами кружево полотенца.