– А что? О-о-очень интересная компания… – протянул Казимир Ильич в наступившей тишине: музыканты побросали гитары и подняли руки под наведенным автоматом одного из безопасников, здоровенного, в черной балаклаве: одни глаза видно. Зуб, похоже.

– Попытка вербовки, товарищ Алексеев. Я записал на запасной телефон всю беседу, – доложил Ватник. Невовремя его принесло, теперь снайпер успеет уйти. Но ладно, одно дело делаем, общее.

– Подозрительный ты, Разин, тип… Ох и подозрительный! Давай трубку с записью и свободен. Задержание производит СБКР.

– Говорун? Ватник на связи. Докладываю… А, всё уже знаешь. Мои не успели подойти, Алексеев вмешался. Как это отпустили?! – Дмитрий орал в голос. – Как? Документы в порядке? Да они меня вербовали, я же записал всё на телефон. То есть как – первый раз слышишь? Да он вражина хуже этих америкосов, этот Казимир! Клянусь! Бунчуку идти доказывать?.. Ну да, с пустыми руками… Молчу. Сижу. Есть…

Разин опустил руку с телефоном и невидяще уставился в ободранную штукатурку на стене бывшего буфета. На его крики сбежались бойцы, стояли теперь полукругом, но спрашивать что-либо не рисковали.

– Вот суки… – выдохнул Дмитрий.

Мучительно хотелось напиться и выпасть хоть на день из этого перевёрнутого мира, в котором совсем недавно всё было так просто.

11. Сука и герой

Кавинская Республика, Кавино,

той же ночью

Разин гнал «октавию» по ночным улицам Кавино. Плевать, что иногда попадались воронки – городские службы старались заделать их битумом с НПЗ, но не успевали, – сердце требовало скорости.

Как раньше.

Как задолго до войны.

«…знать, у бойкого народа ты могла только родиться, в той земле, что не любит шутить, а ровнем-гладнем разметнулась на полсвета, да и ступай считать версты, пока не зарябит тебе в очи…»

Дмитрий никогда особо не пил, брезгливо относился к расширяющим сознание веществам, поэтому накопленный негатив выпускался на загородных трассах. Сто пятьдесят в час – само по себе губка для впитывания неприятностей. Сто восемьдесят – экспресс-очистка. С рождением Светочки, правда, гонять перестал. Осознал, что есть человек, который пока не решает за себя, за которого головой отвечаешь именно ты. Даже шуструю двухдверную «селику», огненно-красный болид для ночного полёта от себя, сменил скучный семейный лифтбэк. Нарочно серого цвета, чтобы не было даже мысли. Нарочно без усилителя и огромных колонок в багажнике. Чтобы не было искушения…

Взвизгнул тормозами, входя в поворот возле дома – плевать, постоит ночь под окнами, сил нет отгонять на стоянку, искать сторожа и о чём-то разговаривать.

Поднялся на второй этаж, стараясь не шуметь, не брякнуть автоматом о железные соседские двери – он уже переоделся в расположении из пижонского летнего костюма в привычный камуфляж, взял оружие. Открыл свою дверь почти беззвучно: полночь на часах, не время кричать с порога, что вернулся. В дочкиной комнате и их с Мариной спальне было темно, а вот в гостиной светился телевизор. Жена не спит?

Не спит. Маринка забралась с ногами на диван, свернулась клубком. Перед ней тарелка персиков, бокал на полу рядом с чем-то тёмным. В приоткрытую балконную дверь, то приподнимая тонкую штору, то опуская её, долетал тёплый ночной ветерок.

– Я слышала, как ты приехал…

– Да, любимая.