— Все это он произнес очень быстро, почти не меняя ни тона, ни громкости. Закончив, он откинулся назад с довольным видом.
Робин сделал единственное, что пришло ему в голову, — сделал еще один глоток эля. Когда он опустил стакан, в висках пульсировало, единственным словом, которое он смог произнести, было «Зачем?»
— Просто, — сказал Гриффин. — Есть люди, которым серебро нужно больше, чем богатым лондонцам.
— Но — я имею в виду, кто?
Гриффин не ответил сразу. Несколько секунд он рассматривал Робина с ног до головы, изучая его лицо, словно ища что-то — какое-то дополнительное сходство, какое-то решающее, врожденное качество. Затем он спросил:
— Почему умерла твоя мать?
— Холера, — ответил Робин после паузы. — Была вспышка...
— Я не спрашивал как, — сказал Гриффин. — Я спросил почему.
Я не знаю почему, хотел сказать Робин, но он знал. Он всегда знал, просто заставлял себя не зацикливаться на этом. За все это время он ни разу не позволил себе задать вопрос именно в такой формулировке.
О, две недели с небольшими изменениями, сказала миссис Пайпер. Они были в Китае уже больше двух недель.
Его глаза щипало. Он моргнул.
— Откуда ты знаешь о моей матери?
Гриффин откинулся назад, сложив руки за головой.
— Почему бы тебе не допить этот напиток?
Выйдя на улицу, Гриффин бодро направился по Хэрроу-лейн, быстро бросая вопросы из стороны в сторону.
— Так откуда ты?
— Кантон.
— Я родился в Макао. Не помню, был ли я когда-нибудь в Кантоне. Так когда он привез тебя сюда?
— В Лондон?
— Нет, болван, в Манилу. Да, в Лондон.
Его брат, подумал Робин, может быть просто ослом.
— Шесть — нет, семь лет назад.
— Невероятно. — Гриффин без предупреждения свернул налево на Банбери Роуд; Робин поспешил следом. — Неудивительно, что он никогда не искал меня. У него было что-то получше, чтобы сосредоточиться, не так ли?
Робин рванулся вперед, споткнувшись о булыжники. Он выпрямился и поспешил за Гриффином. Он никогда раньше не пил эля, только слабые вина за столом миссис Пайпер, и от хмеля у него онемел язык. У него возникло сильное желание вызвать рвоту. Почему он так много выпил? Он чувствовал себя ошеломленным, вдвое медленнее собирал мысли — но, конечно, в этом и был смысл. Было ясно, что Гриффин хотел вывести его из равновесия, сделать незащищенным. Робин подозревал, что Гриффину нравится выводить людей из равновесия.
— Куда мы идем? — спросил он.
— На юг. Потом на запад. Неважно, просто лучший способ избежать подслушивания — всегда быть в движении. — Гриффин свернул на Кентербери-роуд. — Если ты стоишь на месте, то твой хвост может спрятаться и поймать весь разговор, но им будет сложнее, если ты будешь плестись рядом.
— Хвост?
— Всегда нужно предполагать.
— Может, тогда пойдем в булочную?
— В булочную?
— Я сказал своему другу, что пошел к миссис Пайпер. — Голова Робин все еще кружилась, но воспоминание о его лжи было ясным. — Я не могу вернуться домой с пустыми руками.
— Хорошо. Гриффин повел их по Винчестер Роуд. — «Тейлорс» подойдет? Больше ничего не открыто.
Робин заскочил в магазин и поспешно купил самые простые пирожные, какие только смог найти — он не хотел, чтобы у Рами возникли подозрения, когда они в следующий раз пройдут мимо стеклянной витрины Тейлора. У него в комнате был рогожный мешок; он мог выбросить магазинные коробки, когда вернулся домой, и бросить туда пирожные.
Паранойя Гриффина заразила его. Он чувствовал себя помеченным, покрытым алой краской, уверенным, что кто-то назовет его вором, даже когда он заплатит. |