Так что же было вначале? Было облачко кадильного дыма, из которого неожиданно вынырнул Вайзер. Почему, вместо того чтобы рассказывать дальше, я отступаю, возвращаюсь, повторяюсь? Бывают такие суждения или просто фразы, вроде бы понятные и очевидные, которые, если в них вслушаться, кажутся вдруг неясными, дьявольски сложными, а в конце концов и вовсе непонятными, – например, разные высказывания, которые мы неожиданно вспоминаем и которые не дают нам тогда покоя. Что значит, например, фраза: «Царство мое не от мира сего»? Не один раз объяснял ее ксендз Дудак, не один раз слышал я ее позднее и от людей поумнее, чем он. Что с того, что фраза эта снабжена множеством мудрых комментариев и все в ней надлежащим образом объяснено. Когда я читаю ее громко или тихо, шевеля беззвучно губами, когда я думаю о ней в очередной – и не последний – раз, меня охватывает страх, ужас, и в завершение – отчаяние. Так как вовсе эта фраза не однозначна и далеко не ясная, и чем больше о ней думаешь, тем больше в ней потаенного смысла, и черная дыра без дна открывается перед тобой. То же самое происходило – собственно, происходит и до сих пор – с Вайзером, его кратковременное появление и уход я могу сравнить единственно с такой фразой – на вид ясной и легкой для понимания. Разумеется, это не простая аналогия, Вайзер никогда не высказывался в нашем присутствии на религиозные темы, а что уж говорить о его внутреннем мире, в который никто, как мне думается, не имел доступа. Если, однако, приравнять его жизнь к такой фразе, нужно повторять ее неустанно, в надежде, что непонятное станет в конце концов поразительно простым.

Так на чем я остановился? Да, через полчаса у нас был парабеллум, и мы могли начать тренировку. Но – вопреки нашим стремлениям – не было нам дано в тот день ни разу открыть инструкцию стрелка, а также прицелиться или совместить прорезь с мушкой. Сразу после четырех, когда мы собирались отправиться в сторону Буковой горки, из окна третьего этажа нас окликнула мать Петра: «Вы куда это, мальчики? А ну-ка быстро домой, умыться и переодеться, в шесть служба, забыли?» Ничего не поделаешь, пришлось подчиниться, так как, известное дело, мать Петра говорила как мать любого из нас. Ведь существовало и существует нечто вроде интернационала всех матерей под солнцем, так же как интернационал отцов, напивающихся в день получки. Не буду подробно рассказывать о службе ксендза Дудака. Все на этом свете так или иначе повторяется, и ксендз выступил в тот день как зеркальное отражение его преосвященства епископа. Когда закончились молитвы и песнопения и когда прозвучал уже последний всхлип старенькой фисгармонии, слитый с хриплым фальцетом органиста, мы вышли из костела, собравшись на песчаной дороге, выбегающей здесь прямо из леса. От потока людей отделилась Элька и направилась к нам.