Изменить размер шрифта - +
Чушь, она что, охотник в засаде? Так и не придумав, что сказать и как себя вести, она открыла дверь восемнадцатой палаты. Там было занята только одна койка. Сквозь поднятые жалюзи в палату лились лучи заходящего солнца: окна выходили на запад. На противоположной стене отпечатывался золотисто-огненный прямоугольник в тонких полосках параллельных горизонту теней. Помещение, выдержанное в скромных и прохладных больничных тонах, от этого казалось по-летнему теплым.

Мужчина — нет, не просто мужчина, у него есть имя: Грегори Даллас, — лежал, прикрыв глаза, но, когда Кэтрин вошла и остановилась у порога, его веки дрогнули.

— Привет, док. — Голос у него был густым и хрипловатым, и усталость не делала его слабым, только придавала оттенок чайльд-гарольдовского сплина.

— Привет. Как чувствуете себя?

— Живым.

— Это прекрасно. — Кэтрин сдержанно улыбнулась. — Как рука?

— Болит, — равнодушно ответил он.

— А обезболивающее вам приносили? — забеспокоилась Кэтрин.

— Приносили. — Он улыбнулся уголками рта. — Я не стал пить.

— Но почему? — поразилась Кэтрин.

— Мне нравится чувствовать боль.

Кэтрин скептически изогнула бровь. Он ничем не походил на парня из тех, что носят стринги, ботинки с шипами вовнутрь и млеют от щелчка плетки.

— Боль говорит, что я еще жив. И мне это чертовски нравится. Даже если она твердит об этом во весь голос. Я дышу, и это тоже больно. Но, если бы больно уже не было, мои дела обстояли бы куда хуже, так, док?

— Святая правда. — Кэтрин улыбнулась и подошла поближе, отрегулировала подачу лекарства в капельнице…

Она замялась. Ей необходимо было проверить частоту сердечных сокращений, состояние кожных покровов и роговицы глаза, но она представила, как будет прикасаться к нему, и испытала необыкновенное смущение. Это смущение вызвало еще большее замешательство, и Кэтрин с трудом справилась с собой. Хорошо, что ей удалось взять себя в руки быстро, возможно, он ничего и не заметил. Хотя не факт. Как минимум Грегори заметил, как вспыхнули ее до того бледные щеки и как нервно она взяла его за запястье, чтобы проверить пульс.

— Что такое, док?

Кэтрин не совсем понимала, ее или его сердце колотится так часто. Она вздохнула и сосредоточилась. Оказалось — ее. Слава Создателю. У Грегори была умеренная тахикардия, что вполне понятно: он не принял болеутоляющее, начал подниматься жар. Нужно будет сделать ему инъекцию, раз уж от таблеток он отказывается. Она обратила внимание на то, что задержала пальцы на его горячем запястье, и смутилась пуще прежнего.

— Док? С вами все в порядке?

— Да, с вами все в порядке, — невпопад и, может быть, даже дерзко ответила Кэтрин. — И со мной тоже, — добавила она примирительно. — Но я пришлю медсестру, чтобы сделала вам укол. Нельзя допустить, чтобы началась лихорадка… — Кэтрин старалась не смотреть ему в глаза.

— Док, меня не оставляет ощущение, что что-то не так. По-моему, вы темните. Говорите уж начистоту.

Кэтрин встретилась с ним взглядом:

— А по-моему, вы слишком подозрительны. Уверяю вас, все идет хорошо. Завтра утром у вас возьмут анализы и сделают перевязку. А пока не отказывайтесь от лекарств. Они нужны вашему организму.

— Моему организму нужен калорийный ужин и несколько часов крепкого сна. Можно еще вечернюю газету.

Кэтрин сдержанно улыбнулась и подумала избитую мысль: «Все вы, мужчины, одинаковые».

— Это вы меня оперировали?

— Да, я.

— Спасибо, док.

Быстрый переход