Горло пекло, а еще каждое движение доставляло боль, особенно слева. И Катарина прижала локоть к груди.

— Ничего, — выдавила она. — Как-нибудь… потерплю.

Мазь была прохладной, но, впитываясь, разогревала тело, и Катарина зашипела от боли.

— Скоро пройдет, — Джио развернула ее и, окинув скептическим взглядом, заметила. — Подкормить тебя стоит, а то кожа да кости. Руки поднять сможешь?

С трудом.

— Ребра не сломаны, но пару дней поноют. Расскажешь, что случилось?

Она достала другую банку, содержимое которой весьма напоминало забытую на солнце овсянку. С одной стороны она засохла, а с другой покрылась плесенью.

И запах был соответствующий.

— Я не поняла. Утром болела голова. Я… просто болела. И сон такой странный был, — Катарина повела плечами и поморщилась. — Но вряд ли оно связано. Просто… я забралась в ванну. И сперва было хорошо. Мигрень и та прошла, а потом… потом я поняла, что меня хотят утопить. Нет.

Она закусила губу, подбирая подходящее слово.

— Скорее она хочет, чтобы я утонула.

— Кто?

— Вода. Не знаю, как правильно. Она уговаривала меня открыть рот, сделать глоток, а когда я отказалась, то поняла, что не могу пошевелиться. Это ведь неправильно! Это же основы основ. Вода рассеивает магию. Слишком большая масса, высокая плотность… я и сама, когда… — Катарина вытянула руки, разглядывая узоры, что проступили на коже. — Концентрация чересчур возрастала… да… вода отличное средство, чтобы мягко скинуть излишек силы. Но управлять ею… создать водный жгут? Разве такое возможно?

Джио хмыкнула.

И ушла. А вернулась с огромной своей сумкой, из которой достала широкие ленты полотна.

— Выдохни. И стой смирно. Люди не ладят с водой. Мало кто ладит с водой. Твоя правда. Даже среди иных ее… опасаются, скажем так. Но мир — штука сложная, а вода… воды слишком много, чтобы ее вовсе не использовать.

Она наматывала полотно, сдавливая ноющие ребра, но странное дело, от этого становилось легче.

— Далеко на юге, где море, говорят, кипит от солнца, водятся сирены. Сама не видела, но моряки их бояться больше, чем акул. Акулы что? Рыбины, хоть и зубастые…

— А акул видела?

— Видела. Не перебивай. Мерзкие твари. Мы одну загарпунили, размером с лодку. Человека могла бы пополам перекусить, да… сирены поменьше будут. Но и норовом погаже. Одни говорят, что они наполовину женщины, наполовину рыбы. Другие, что женщины и змеи, третьи вообще бают, что женского в истинном их обличье немного. Им я верю. Твари эти поют. И от пения их люди теряют разум. Их обуревает страх, заставляя прыгать в море, а там уже человеку с сиреной не справится. Кого-то они топят, кого-то живьем жрут…

— В моей ванной сирен не было.

— На севере водятся ундины. Эти зимой впадают в спячку, а летом подымаются вверх по течению, часто в рыбьих косяках скрываясь. Им для того, чтоб икру выметнуть, кровь нужна, горячая, свежая… в общем, летом на севере никто не рискует рыбачить в одиночку.

— Жуть какая.

Джио затянула повязку и подала рубашку.

— А то. Есть еще водники, что предпочитают глубокие омуты. В целом твари довольно безобидные, если, конечно, не имеешь обыкновения придремать на берегу.

— А если имеешь?

— Лучше не иметь. Утянут. Они все, сколь бы малы и немощны ни были, не побрезгуют ни кровью, ни силой.

— Почему?

— А что в твоих книгах пишут? — Джио помогла натянуть рубашку.