И она готова сожрать всякого, в ком есть хоть капля истинной жизни, если переступит он границу.
По плечам побежал ощутимый холодок.
— А она жила. И родила дитя. И видела, как растет оно. И могла бы, верно, разделить многие годы с тем, кого любила.
— Но?
— В мире никогда не было много драконов. Слишком он мал и хрупок, чтобы выдержать их силу, — Джио перевязала косу простым ремешком. — Или она просто устала? Жизнь — это одно, а душа другое. Душу пыльцой не исцелить. А теперь и вовсе…
Катарина поднялась.
И посмотрела в желтые глаза, в которых пряталось пламя. Как не замечала она его прежде? Слепа была? Выходит, что была. Наивна. Глуповата.
Труслива.
Прав отец.
Она бежала, что от своей судьбы, что от людей, ее окружавших. Она пряталась за ними в слабой надежде, что все само как-нибудь да наладится.
— Что будет, если я сделаю тебе флейту?
Когтистый палец скользнул по щеке Катарины, продавливая кожу, а Джио ответила:
— Смотря, что ты в нее вложишь.
И это был хороший ответ.
Глава 31
Она ждала.
Кайден издалека увидел окно и женщину, на нем сидящую. И сердце забилось в груди, и губы сами растянулись в улыбке. Все-таки ждала.
Его.
Он легко вскарабкался по плетям, которые стонали, но держали, и оказавшись рядом, протянул водяную лилию. А Катарина приняла и, наверное, это ничего не значило, но…
— Я тебя украду, — сказал Кайден, забираясь на подоконник.
— Только до утра, — она коснулась губами хрустальных лепестков. — Странно… почти не пахнет.
— Это потому что луна еще не показалась.
До утра.
До утра еще так далеко, и в то же время он чувствовал, как стремительно уходит время. И кровь его желала действия. Она шептала о ночи и сверчках, о том, что если Кайден желает совершить безумство, большое ли, малое, сейчас самое подходящее для того время.
И надо спешить.
— Мне переодеться? — тихо спросила Катарина.
— Зачем?
— Чтобы тебе красть удобней было.
На ней был домашний халат, наброшенный поверх тонкой батистовой рубашки.
— Да… пожалуй.
Кайден почувствовал, что краснеет, чего с ним с детства не случалось. И надо бабушке отписать, спросить, что любит его королева. Или не стоит? Бабушка умна, она не станет задавать ненужных вопросов, но вдруг кто-то другой увидит письмо?
Катарина исчезла за ширмой, чтобы появиться вновь в мужской одежде.
— Неприлично, да? — как-то обреченно поинтересовалась она, и свет, от нее исходивший, будто ослабел.
— Красиво, — ответил Кайден и подхватил ее на руки, закружил, повинуясь порыву души. Зарылся носом в волосы, убеждаясь, что не растеряли они своего волшебного медового аромата. — Ты чудо.
— Я королева, — поправили его. — Только невезучая.
Неправда.
— Спуститься поможешь?
Она все-таки выбралась из его объятий, и Кайдену захотелось поймать ее вновь. И унести не к пруду, а в свой дом, где безопасно… как он надеялся, безопасно. А Катарина уже легла на подоконник, пытаясь нащупать подходящую ветку.
Кто же так слазит?
И пришлось ловить.
Помогать.
Отпускать и снова ловить. Касаться в темноте ее рук, белых, как лепестки лилии. И опять отпускать их, украв толику тепла. А уже на земле — он успел первым — Кайден подхватил женщину, чудесней которой во всем мире не было, и держал.
Стоял и держал.
Просто потому, что мог.
— А… мы так и будем здесь? — поинтересовалась она шепотом. |