— Бесконечно рада видеть вас, — ее голос звучит ровно.

— Не могу сказать о том же, — он никогда-то не давал себе труда притворяться. И теперь раздраженно хмурится. — Ты подурнела.

— Увы, случается со всеми.

Он и прежде пытался укусить ее, уколоть, будто видел угрозу. А может, и вправду видел? Но чему? Не своей ли дружбе, столь выгодной, но в то же время хрупкой, ибо король не может позволить себе друзей.

— Полагаю, дальше мы отправимся верхом? — Катарина огляделась.

Поляна.

Обыкновенная. Светлые осины звенят молодой листвой. Трава густа. Цветы цветут. И пчелы наполняют гудением куст одичавшей черемухи. И в этом месте, столь умиротворяющем, странно смотрятся, что вооруженные верховые, что старый экипаж с заколоченными окнами.

— Так быстрее… надеюсь, ты в своей деревне не разучилась ездить?

По тону было ясно, что, если и разучилась, это ничего не изменит. К Катарине подвели коня. Надо же, ее Листик, смирный мерин весьма почтенных уже лет, пусть и сохранивший стати. А она по нему скучала, пожалуй, лишь по нему. И погладив, сказала:

— Здравствуй. Тебя я и вправду рада видеть.

Хмыкнул Сиддард за спиной.

— Подсадить?

— Будь так любезен, — согласилась Катарина, понимая, что тумбы для посадки в лесу все одно не найти. А седло вот дамское, и садится она сразу, находит равновесие, удивляясь тому, что и вправду не забыла. Когда Катарина в последний раз выезжала?

Давно.

Королевская охота. Кровавая шумная забава, на которой королеве полагается присутствовать. Лететь, спешить, кричать, подбадривая охотников. Смеяться, глядя как собаки рвут оленя. Восхищаться. Делать все, чтобы супруг остался доволен. У Катарины получилось не слишком хорошо. От вида кабаньих внутренностей, вываленных на траву, ее стошнило. И больше на охоту ее не брали, да…

…правда, оставались еще тихие прогулки в парке.

Листик шел мягко. А Катарина мысленно прикинула, что, если пустить коня в галоп, у нее, возможно, выйдет оторваться… или нет? Дорога широка, хватает места для четырех конников впереди.

И четырех сзади.

И несколько осталось у кареты.

— Что с ними будет?

— Беспокоишься? — Сиддард едет рядом. Его смолистый жеребец всем хорош, кроме норова. И поговаривают, что коня этого благородный лорд Диксон ценит куда выше подаренной королем супруги. Может и так. На Катарину конь косил лиловым глазом.

— Интересуюсь.

— Твари получат по заслугам, — он стиснул кулаки, и подумалось, что он никогда не скрывал своей ненависти к иным, порой доходившей до нелепого. — Или жалеешь их?

— Нет.

Жалости и вправду не было. Скорее печаль, что Катарина была так глупа и наивна. А крысюки… они действовали согласно своей природе, если Катарина правильно поняла. Они нашли хозяина, которого посчитали сильнейшим, и служили ему верой и правдой.

Или все-таки их жаль?

— Ничего больше спросить не желаешь? — Сиддард никогда не умел молчать. И теперь вот не выдержал долго.

— О чем?

— О том, чем все закончилось?

— И чем все закончилось? — Катарина послушно повторила вопрос.

— Твари уничтожили тварей! — ее собеседник даже привстал на стременах. — И не только их… жаль, ты не слышала, но твоего папашу давече удар хватил.

— Какая жалость.

— Да, вижу, и вправду жалеешь. А ведь он силен был, здоров… с тварями якшался, — лицо Сиддарда исказила гримаса ненависти.