Тогда Катарина думала, заберет ли отец ее собственное тело.

И не находила ответа на этот вопрос.

В саду темнота шептала, что все уже позади, что нет больше ни башни с ее толстыми каменными стенами, которые не прогревались и в самую жару, ни отца, но только сад. Здесь шелестят деревья, приветствуя Катарину, и трава ластится, и малина цветет, и плачет горестно козодой, обещая скорую смерть.

Кому?

— Погоди, — рука Джио перегородила тропу. Затем Катарину развернули и подтолкнули к толстому дереву, велев: — Стой здесь.

А где-то неподалеку раздался утробный выворачивающий душу вой, от которого кровь заледенела в жилах.

— Я…

— Стой, — когда Джио говорила подобным тоном, оставалось лишь кивнуть и смириться. И Катарина прислонилась к прохладному стволу.

Что ж, она постоит.

Только недолго.

Там, в башне, Джио вела себя так, будто бы ничего не случилось, будто бы нет ни обвинения в супружеской измене, ни другого, куда более серьезного, в измене государственной. Ни суда, готового принять королевскую волю, ни отца, что заглядывал частенько, уговаривая сознаться и раскаяться, и молить о прощении, ведь тогда Катарину, возможно, помилуют.

Джио исчезла.

Она умела вот так, шагнуть и стать частью темноты, и ни листочка не шелохнулось, будто вовсе ее не было. Мгновенье, и что-то тяжко заухало над головой Катарины.

Сова?

Мелькнула в ветвях птичья тень и тоже исчезла. А в траве заговорили сверчки.

Надо успокоиться. Это просто ночь. И сад. Несколько запущенный, но все же обыкновенный. Что страшное может произойти в обыкновенном саду? Сова поймает мышь? Или лакей припрячет в дупле украденные ложечки? Катарина вымученно улыбнулась.

Да и Джио никогда не оставила бы ее, если бы Катарине и вправду грозила опасность. А значит, надо просто подождать. Джио вернется…

Катарина присела на изогнутый корень. Вот так… можно слушать сверчков и дышать черемуховым ветром. Можно мечтать, как она изменит это место. Нет, Катарина не станет превращать его в подобие Виндзорского парка. Тот слишком уныл в своей геометрической правильности. Катарина лишь поправит дорожки и цветочницы обновит. Кусты слегка подрежут. А газоны? Нет, пожалуй, ей больше нравятся маргаритки с одуванчиками, чем ровная правильная зелень.

Сведенные судорогой пальцы разжались.

И дом… надо выписать каталоги. Катарина понятия не имеет, каким должен быть хороший дом, но ведь попробовать можно, так? Обои выбрать. И шпалеры. Шторы. Мебель? Почему и нет? Отец вот сам всегда решал, что нужно изменить. И во дворце Катарине даже собственную ее комнату обставить не позволили, ибо есть правила.

Порядок.

Плевать.

А вот здесь она…

— Ты где шляешься? — этот шипящий голос выдернул Катарину из раздумий и заставил плотнее прижаться к коре. — Совсем голову потерял?

— С каких пор тебе стали интересны мои дела?

— С тех самых, когда от этого стало зависеть мое состояние.

Голоса Катарина узнала.

Кевин.

И Гевин. Вот странно, братья похожи, как две капли воды, а голоса разные. У Кевина нервный звонкий, что колокол. А вот братец его спокоен и голос такой же, бархатистый и мягкий.

— Вижу, ты опять нажрался? Кевин…

— Вот только еще и ты не начинай… если хочешь знать, на девчонку не подействовало.