Но и в юности она не отличалась
привлекательностью. Впрочем, обольстить принца Георга было нетрудно.
Тупой распутник, не ведавший благородства, склонный к чревоугодию,
обильным возлияниям и сквернословию, он нашел в Мелузине фон Шулемберг
идеальную партнершу. Введение ее в роль титулованней наложницы состоялось
на балу, который принц Георг давал в Херренхаузене и на котором
присутствовала принцесса Софи.
Она привыкла к грубому распутству своего мужа и была безучастна к его
похождениям, но такое публичное оскорбление переполнило чашу ее терпения.
На другой день она покинула Херренхаузен, найдя прибежище у своего отца в
Зеле.
Однако отец принял ее прохладно, отчитав за своеволие и легкомыслие,
не соответствующие, по его мнению, ее достойному и высокому положению. Он
посоветовал ей впредь проявлять больше благоразумия и смирения, как и
подобает замужней женщине, и отправил назад.
Георг встретил жену крайне неприязненно: на сей раз она проштрафилась
куда больше обычного, выказав непростительное неуважение к его особе. Пусть
уразумеет, что своим нынешним положением она обязана супругу. И он будет
признателен ей, если она хорошенько взвесит свое поведение к его
возвращению из Берлина, куда он вскоре намерен отбыть. Георг предупредил
Софи, что более не собирается сносить от нее подобных выходок.
Все это он произнес с гримасой холодной ненависти на дряблой синюшной
жабьей физиономия, с трудом удерживая в равновесии свою неуклюжую
приземистую фигуру и силясь придать ей некоторую осанку.
Вскоре он отравился в Берлин, увозя с собой ненависть к жене, оставляя
дома смятение и еще большую ненависть ее к себе. Повергнутая в отчаяние,
Софи пыталась найти верного друга, который мог бы дать ей столь необходимую
сейчас поддержку, избавил бы ее от невыносимой участи. И вот, волею судеб,
в эту тяжелую минуту рядом с ней очутился друг детских лет, друг преданный,
как она полагала (и это действительно было так), изысканный дерзновенный
Кенигсмарк, златокудрый, прекрасноликий, с загадочными голубыми глазами...
Как-то летним днем, прогуливаясь с ним вдоль аккуратно подстриженной
живей изгороди английского парка, окружавшего дворец Херренхаузен, такой же
неказистый и приземистый, как его строители и обитатели, она излила Филиппу
душу и, страстно желая сострадания, рассказала ему обо всем, что прежде,
страшась позора, скрывала от посторонних. Софи не утаила ничего; она
сетовала на свою несчастливую жизнь с грубым супругом, говорила о
бесчисленных унижениях и оскорблениях, о боли, которую она раньше стоически
прятала в тайниках души; призналась даже в том, что иногда Георг бил ее.
Кенигсмарк то краснел, те бледнел, меняясь в лице, и эти превращения
отражали охватившие его бурные чувства. |