|
Однако ей отказали в праве войти в убогое жилище. Гражданин Марат болен, сказано было Шарлотте, и не может принимать посетителей - путь ей с таким заявлением преградила любовница триумвира, Симона Эврар, известная впоследствии как вдова Марата. Шарлотта вернулась в гостиницу и написала триумвиру письмо: "Париж, 13 июля 2 года Республики. Гражданин, я прибыла из Кана. Твоя любовь к стране придала мне уверенности, что ты возьмешь на себя труд выслушать известия о печальных событиях, имеющих место в той части Республики. Поэтому до часу пополудни я буду ждать вызова к тебе. Будь добр принять меня для минутной аудиенции, и я предоставлю Тебе возможность оказать Франции громадную услугу. Мари Корде." Отправив это письмо Марату, она до вечера тщетно прождала ответа. Наконец, отчаявшись получить его, она набросала вторую записку, менее безапелляционную по тону: "Марат, я писала Вам сегодня утром. Получили ли Вы мое письмо? Смею ли я надеяться на недолгую аудиенцию? Если Вы его получили, то, надеюсь, не откажете мне, учитывая важность дела. Сочтете ли Вы достаточным, что я очень несчастна, чтобы предоставить мне право на Вашу защиту?" Переодевшись в серое, в полоску, платье из канифаса - мы видам в этом новое доказательство ее спокойствия, настолько полного, что не было даже малейшего отступления от повседневных привычек, - она отправилась лично вручать второе письмо, пряча нож в складках завязанной высоко на груди муслиновой косынки. В это время в доме на улице Медицинской Школы Друг Народа принимал ванну в низенькой, слабо освещенной и почти не обставленной комнате с кирпичным полом. Водная процедура не была продиктована потребностью в чистоте, ибо во всей Франции не сыскалось бы человека более нечистоплотного в привычках, чем триумвир. Его разъедал тяжелый, отвратительный недуг. Для умерения болей, терзавших Марата и отвлекавших его деятельный, неутомимый ум, ему приходилось совершать длительные погружения; ванны притупляли муки бренного тела. Марат придавал значение лишь интеллекту, и ничему более - по крайней мере, для него не существовало ничего важнее. Всем остальным - туловищем, конечностями, органами - он пренебрегал, и тело начало разрушаться. И упомянутое отсутствие чистоплотности, и нищета, и недостаточность времени, которое он отводил на сон, и неразборчивость и нерегулярность в еде - все это происходило от презрения к телесной оболочке. |
