|
Тогда я был потрясен дважды, и дважды по моему телу прошла дрожь: ибо в тот самый миг, когда над огромной толпой взметнулись сладкие стоны и резкие крики, повторяющие те, что люди в ней издавали в моменты своего собственного наивысшего любовного торжества, я оказался плененным своей презренной преданностью этому божественному мечу — да! я снова желал, чтобы Усермаатра использовал меня. Какой сокрушительный удар нанес я собственной гордости, признавшись в этом самому себе! Однако, сказав это, я вновь очутился близко к Нефертари и узнал, как много я хранил в своей душе на протяжении этих несчастливых часов, проведенных на службе у хеттской Принцессы, которую я не мог понять. Мои чресла болели от желания обладать Нефертари. Мой собственный член тоже восстал. Когда из сосуда пролилась вода, я мог отчетливо слышать Ее слова: „Ты — Мой медленный огонь, Мое счастливое имя, Мое соитие, Моя сладость. Мой сма" — и услыхал собственные стоны, сливающиеся со стонами остальных, и не мог оторвать глаз от могучего меча Фараона. Итак, дрожь прошла по мне дважды. С тех пор я стал бродить по всему городу, переходя от одного торжественного собрания к другому, и в эту вторую ночь был готов вторично искать возможности войти в Ее спальню, но теперь вокруг Ее Дворца повсюду была расставлена стража, и, кроме того, как бы сильно я ни желал Ее, во мне не было надежды. Мои чувства были слишком насыщенными. Я был пьян трижды на дню и ни разу не протрезвел, прежде чем начать пить снова. Я почти спотыкался, голос мой охрип, и лишь Ее слова оставались ясными в моей голове, и они сводили судорогами мои члены и согревали тело сильнее, чем вино. В ту ночь я заснул в своей постели один, с руками на чреслах, чтобы унять боль — а это жалкая поза для мужчины, которому за пятьдесят и которого все еще называют Командующим.
В то утро я встал поздно, а затем отправился в Покой для Переодеваний, откуда вышел Усермаатра, на котором была лишь короткая белая юбка с привязанным к ней бычьим хвостом, золотое ожерелье на груди и Белая Корона Верхнего Египта на голове. В руке Он держал посох, украшенный несколькими цветами лотоса. Когда я увидел, что в другой Своей руке Он держит квадрат из отличного твердого папируса, обрамленный золотыми листьями, то понял, что Он собирается посвятить Амону поле, принадлежавшее Нефертари — отличный участок у реки. Поскольку это был Ее подарок, могу сказать, что, несмотря на все мое обжорство мясом и обилие выпитого вина, в тот миг даже мои ступни ожили при мысли, что Она наконец должна появиться Сама. Ведь Она не могла не появиться. Это поле было подарено Усермаатра Нефертари в день Их свадьбы. Теперь оно возвращалось в прежнее владение. В тот день, когда Она виделась с Визирем, Она даже рассказала мне об их разговоре, касавшемся этой земли. „Это прекрасный подарок в день Его Божественного Торжества", — сказала Она тогда, и я понял, что так Она защищала Себя от полного забвения в те пять дней и ночей. И намерения Ее увенчались успехом. Я слышал также, как Маатхорнефрура спрашивала Усермаатра: отчего Он обязательно должен находиться наедине с Нефертари при посвящении земли Амону. „Это Ее поле, — ответил Он наконец, — из вежливости по отношению к Ней Я не могу просить Тебя быть там в этот час". При этих словах Маатхорнефрура вышла из покоя. То, что я заранее даже не подумал хорошенько об этом, не понял, что это событие может предоставить мне возможность перемолвиться словом с Нефертари, показывает, насколько я был ослеплен жалостью к самому себе, какой отравой был подобный упадок духа Поэтому, когда наступил момент Ее появления, я увидел, что нахожусь среди свиты совсем не там, где следовало бы. В тот день сыновьям Нефертари выпала честь быть в числе тех, кто нес Его Золотое Чрево, а я, одетый в цвета Маатхорнефруры, находился далеко от того места, на расстоянии множества повозок Царской свиты. Когда мы подъехали к полю, превратившемуся за эти годы в прекрасную рощу с редчайшими тенистыми деревьями на берегу реки — действительно безмятежное место для Храма Амона, который вскоре предполагалось здесь воздвигнуть, — я был вынужден спешиться на некотором расстоянии от Усермаатра и лишь тогда увидел Нефертари, приближавшуюся с другой стороны в больших закрытых носилках, поставленных на повозку, запряженную шестеркой великолепных лошадей. |
