Хотя на самом деле это дерьмо не курят, а вдыхают.

Камешки эти можно измельчить и всыпать внутрь сигареты с марихуаной. Это называется «вули» — марихуана, дополненная крэком. Тогда это вещество можно курить. Но его, как табак или марихуану, не подожжешь. Обычно его плавят.

Три молодых человека за столом уже были готовы погрузиться в нирвану.

Каждый держал по стеклянной трубке. От настоящей она отличалась так же, как отличается стеклянная туфля от кожаной. Эта «трубка» имела форму прозрачной стеклянной чашки, в которую входили с противоположных сторон под прямым углом друг к другу две стеклянные трубочки, одна — вертикальная, другая — горизонтальная. Эта штука больше походила на лабораторный прибор, чем на курительный аппарат. Более уместно ее было бы видеть над горелкой Бунзена, когда какой-нибудь сумасшедший ученый кипятит в ней дьявольскую смесь. Чашка была размером с теннисный мяч, и в ней было отверстие для испарения влаги. Каждая стеклянная трубочка диаметром примерно в полдюйма имела длину пять дюймов. Камешки закладываются — а каждый весит сто миллиграмм — в отверстие вертикальной трубочки, которая после нескольких сеансов чернеет. Вы засовываете горизонтальную трубочку в рот и зажигаете бутановую горелку…

— Улыбнись, Скотти! — сказал один из парней, поглощенный своим делом.

Они всасывали пламя в трубку. Кристаллы начали плавиться. Наркоманы всасывали их пары, проходящие сквозь воду в чашке. И через другую стеклянную трубку. Губы плотно сжаты на ней, вдох, пятисекундное путешествие от легких к мозгу и бам-м!

Это как оргазм! — говорит большинство наркоманов.

Экстаз!

Эйфория!

При лабораторных опытах крысы не реагировали на электрические удары, стремясь дотянуться до кокаина. Они предпочитали кокаин пище, сексу, полностью подчиняли наркотику весь ход своего существования. К концу месяца умирали девять из десяти.

Уиллис смотрел, как юноши вдыхали в себя смерть.

Крэк-хаус состоял из трех отдельных квартир на втором, третьем и четвертом этажах здания. Пол и потолок квартиры на третьем этаже были пробиты насквозь, и установлены лестницы, чтобы можно было перебраться как на второй, так и на четвертый этаж. Конечно, на каждом этаже были входные двери, но любой желающий войти и покурить должен был пройти через третий этаж, заплатить деньги за флакон и за трубку. Трехэтажная система служила и более практической цели. В случае налета полиции, обыска можно было в мгновение ока очистить второй и четвертый этажи, пока копы будут колотить во входную дверь этого наркотического сандвича.

Он нашел Попая Ортегу на четвертом этаже.

Тот сидел за столом в дальнем углу второй спальни, смотрел сквозь залитое дождем окно. На столе перед ним валялось не менее дюжины пустых флаконов из-под крэка. Уиллис не мог понять, сколько времени тот находится в этом помещении. Похоже, что он не менял одежду и не брился уже много дней! От него несло зловонием собственной мочи. Он не сводил глаз с окна, как будто в этой угнетающей серости различал цвета и картинки, недоступные простому смертному.

— Ортега? — обратился к нему Уиллис.

— Скотти ест чип, мужик, — сказал он.

Да, конечно, он был безобразен, как его и описывала Мэрилин, свидетельствовали документы из Буэнос-Айреса и фотокопии. Но здесь чего-то не хватало!

Уиллис вышел из комнаты, распахнул окно в коридоре, и в комнату хлынул холодный, освежающий запах дождя. Он подождет, пока Ортега придет в себя, а потом спросит его. Он уже наверняка знал, что мужчина, сидящий там, глазеющий в окно и смердящий мочой, — вовсе не тот, что угрожал жизни Мэрилин! В этом человеке не было той жизненной силы, энергии, о которой рассказывала она.