– Генерал посмотрел на пограничников остановившимся взглядом. – Мосты берет в первую очередь. Колонны бомбит. По
отдельным группам не разменивается. Конечно, чего они ему без припасов, горючки и патронов сделают? – Он постоянно крутил в пальцах
пуговицу кителя, словно это незамысловатое действие помогало ему думать. – А ведь нас тут много таких… По лесам да по болотам. Просто так
нас не оставят. Тоже понятно. Но пока примутся эти дебри вычесывать, время пройдет. Как вы полагаете, товарищ политрук?
Лопухин вздрогнул. Все это время у него в ушах гудели сытые зеленые мухи и запах… Этот тошнотворный запах…
Иван потряс головой.
– Простите, товарищ генерал, в голове каша.
– Каша – это плохо. – Болдин покачал головой. – Каша – это плохо. Ну, давайте, докладывайте, капитан.
Пограничник вышел вперед.
– Население ближайшей к нам деревни полностью уничтожено. Женщины, старики, дети. Даже собаки и кошки. Скотина и птица исчезли. Следов
тяжелой техники на дорогах нет. Работала относительно небольшая, мобильная группа пехоты.
– Почему небольшая? – Лицо Болдина напряглось.
– Не натоптано. Это раз. А еще… нет значительных разрушений. Вообще разрушений нет. Все прибрано. Чистенько. Ни окон выбитых, ни дверей…
Будто в гости пришли. Но везде какая-нибудь дурость.
– Не понял.
– Ну, странность какая-то. Вроде как все белье в доме сложено в подпол. Или вся утварь в печке. Или все чисто, а простыни в крови. И больше
следов крови нет нигде, хотя кровать выглядит так… будто на ней свинью прирезали.
– Что с жителями?
– Все согнаны в один сарай… – Капитан запнулся. – И уничтожены. Разорваны.
– Как?.. – Болдин не понял.
– Ну, в клочья. Руки-ноги, кишки… И собаки там же. И кошки. И дети…
Лопухин почувствовал, как у него обильно пошла слюна и как тугой мерзкий комок подкатил к горлу. Иван задышал чаще и глубже, стараясь унять
тошноту.
– Какие-нибудь надписи?
– Виноват, не понял, – теперь растерялся капитан.
– Ну, надписи на сарае? Или бумаги приколотые? Листовки? Просто… кровью, например?
– Не заметил… Не было.
– Не заметил или не было?
– Снаружи ничего, – подал голос Лопухин. – Я долго смотрел.
– А внутри не разобрать. Все залито, – добавил капитан. И успевшая отпустить Ивана тошнота снова поднялась к горлу.
– Понятно. Какие были ваши действия?
– Сожгли сарай. Хоронить там… нечего было. Какую смогли еду найти, ту собрали. Принесли вот…
– Хорошо. Сдайте дежурному по кухне. И отдыхайте. Завтра поутру снимаемся с лагеря. Пойдете впереди.
– Есть…
Вернувшись к Колобкову, Иван обнаружил, что тому стало еще хуже. Коля лежал, свернувшись калачиком у потухшего костра, мокрый от пота.
Младшего политрука била крупная дрожь.
Иван сел рядом, не зная, как помочь другу. Смутно припоминалось, что когда-то, давным-давно, еще в детстве, мама отпаивала заболевшего
Ивана не то малиновым чаем, не то отваром из каких-то трав. Да где та малина? А в травах Лопухин не разбирался. |