|
Да где та малина? А в травах Лопухин не разбирался. Впрочем, на дне вещмешка лежала в непромокаемом пакетике пачка грузинского чая. – Хоть просто чайку сделать… – Иван укрыл Колобкова своей гимнастеркой, больше ничего под рукой не было. – Бабка одна говорила, что чаем все лечится… Лишь бы покрепче. Лопухин собрал сушняк, сложил небольшой костерок и на двух камнях разместил котелок с водой. – Сейчас все будет. Сейчас… – успокаивал Иван Колобкова. – Попьем чайку, и полегчает. – Горячка, – сказал кто-то за спиной. Иван вздрогнул. Обернулся. Позади сидел на корточках тунгус. Смуглый, чуть раскосый, с внимательным взглядом черных глаз. – Надо лечить. Помрет. – Ты ведь из отряда… – Иван попытался вспомнить имя раненого лейтенанта, но не смог. – Ну… На охоту ходил. Эвенк? – Тунгус. Юра. – Он протянул руку. – Только я не настоящий тунгус. Все спрашивают, из тайги? А я не из тайги. Я из Москвы. Приехал учиться. – Куда? – На артиста. Не поступил. После войны поступлю. Он говорил с акцентом, короткими репликами – будто складывая незнакомые слова во фразы, взвешивал каждое, правильно ли встало. И только тогда выговаривал, с осторожностью, внимательно. – Травы нужны. Помрет. – Да где ж их взять? – Там. – Тунгус Юра махнул рукой в сторону густого бурелома. – Ты знаешь, какие? – Знаю. – Так помоги, скажи какие, я соберу! – Иван вскочил. – Сиди. Я принесу. Так сказать не смогу. Он встал и исчез за деревьями. Бесшумно, точно так же, как и появился. Через некоторое время он приволок охапку каких-то травок, веточек и, кажется, коры. Молча подсел к костру. Дождался, когда вода закипела, и начал подкладывать травки в котелок, по одной, в какой-то особой, одному ему ведомой последовательности. Что-то шептал, бормотал на неизвестном языке, а Лопухин сидел, не зная, куда себя деть, чувствуя свою полную бесполезность. Наконец тунгус снял котелок с огня и поставил его в специально вырытую ямку. – Остынет. Давай пить. Но следи… Одного нельзя оставлять. Помрет. – Спасибо! Чаю хочешь? У меня есть… Но Юра только головой покачал. – Не оставляй его сейчас. Следи. Его забирать будет. Шибко. Смотри в оба. 22 «Забирать» Колобкова начало через час. Дыхание сделалось частым, гимнастерка пропиталась потом, хоть отжимай. В сознание Дима не приходил. Только метался из стороны в сторону. Лопухин удерживал друга, чтобы тот не скатился в костер. Шептал что-то успокаивающее, скорее для себя, нежели для Колобкова. И поил, поил его отваром. Сколько надо влить в больного, Юра не сообщил, а оставить Димку и пойти искать тунгуса-москвича Иван не решился. Колобкова била крупная дрожь, изредка из-под закрытых век жутко показывались белки закатившихся глаз. Температура скакала, Дима становился то горячим, как печь, то холодным, будто мертвец. Иван уже успел пожалеть, что согласился на это народное лечение. Черт его знает, что там этот неполучившийся артист накидал в котелок. Может, в травах ошибся, а может, он вообще в этом деле не смыслит… Поди спроси. |
