— Я как будто невидимка для тебя! — упрекаю.

Наверное, в этих словах должно было быть возмущение и даже негодование, но я их буквально прошептала, произнесла так тихо, чтобы только он услышал.

Дамиен поднимает свой взгляд не сразу, ему, очевидно, потребовалось время, чтобы собрать свои силы и посмотреть мне в глаза:

— Мне так легче…

Чёрт, возьми… чёрт, чёрт…

Зачем я тронула его? Зачем?

Это не взгляд, нет — это океан сожалений. Это не душа, это рваная рана. Я всё это время, все эти дни, недели, месяцы, годы думала о себе, о нас, но ни единой секунды о нём.

А он тоже несёт этот груз, эту неимоверную боль, и его ноша, похоже, в разы тяжелее моей.

Я помню, как он любил меня. Помню, как менялся, как его жёсткость перерождалась в манящую мягкость, грубость в нежность, а ненависть в любовь. Как трогательно все это было…

Я просто стою рядом, я просто… сестра? Член семьи? Близкий человек? Родственник?

Кто я ему, если он сотни раз был во мне? Кто он, если я до сих пор помню вкус его губ, их мягкость, и те поцелуи мне снятся? Кто он, если после однообразного рутинного секса с мужем, мне снится близость с ним и во сне я всё чаще испытываю оргазмы, а просыпаясь, плачу, потому что в реальной жизни у меня их нет! Теперь совсем уже нет.

Мои вспотевшие ладони дрожат, и я с трудом сдерживаю слёзы. Как всегда, как и бывало раньше, он оказался прав: нам обоим было бы легче без глаз друг друга. И теперь, когда он смотрит своими, переполненными всё той же любовью, но теперь уже смешанной с горечью, в мои, я едва сдерживаюсь, чтобы не взвыть.

Каменная улыбка — моё спасение. И пусть в этот момент я похожа на робота Си-Три-Пи-О, пусть! Главное, не рыдаю…

Дамиен поднимается, и рядом с ним я чувствую себя букашкой. Маленькой-маленькой.

— Давай выйдем на воздух?

Его голос так мягок…

Я помню этот тон и эту мягкость в моменты, когда на него волнами накатывала нежность, и он целовал меня, называя своим «Опиумом». Но ещё чаще этот бесподобно бархатный голос шептал мне нежности или непристойности во время…

— Хорошо, давай выйдем.

В саду тепло, невзирая на поздний вечер, и пахнет сиренью и дикими гиацинтами, посаженными матерью стайками то тут, то там по периметру двора.

Мы садимся в садовые кресла друг напротив друга, и Дамиен улыбается, глядя мне в глаза:

— Я рад, что у тебя всё хорошо. Искренне!

— Спасибо…

— Важно, что ты справилась.

— С чем?

— Нашла своего человека, счастлива с ним… это… очень хорошо!

— Эмм, да, наверное.

— Не обижает тебя?

— Нет! — смеюсь. — А что, если бы я сказала «Да»?

— Оторвал бы ему руки и… ещё кое-что, — тоже смеётся. — Очень хочется, а так — был бы повод!

Моё чувство юмора всегда ценило шутки Дамиена — мы смеёмся, и натянутость между нами потихоньку рассасывается.

— А как у тебя? Дела с…

— Не так успешно, как твои, но могло быть и хуже!

Дамиен смотрит в мои глаза, и во взгляде бездна. Кажется, я могу читать его мысли, и сейчас он хочет меня обнять. Не как брат сестру нет… совсем иначе.

Он смотрит на мои губы… Боже, как же знаком этот взгляд, и как предательски жестока память, храня все до единого воспоминания. После таких взглядов бывали поцелуи: долгие, страстные, перерастающие в ласки, и если позволяли условия, то всегда в секс. И у меня каждый раз бывали оргазмы, похожие на Европейские фейерверки.

Я чувствую себя грязной, помня об этом.