Екатерина слезла с лошади, обнялась с Генрихом, потом подняла глаза на замок, и глаза ее при воспоминании о матери наполнились слезами. Генрих взял ее за руку, ему были понятны чувства сестры, хотя сам он, несмотря на доброе сердце, не был склонен к такой глубине переживаний и ностальгии по прошлому. Ему хотелось видеть Екатерину улыбающейся, а не плачущей.

– Добро пожаловать домой, сестричка, – произнес он. – Мы зададим пир в твою честь. Хочу тебя заверить: мы исполнены решимости сделать все, чтобы ты была рада возвращению домой.

– Полагаю, ваше высочество, вы не забыли то, чему вас учила ваша мать, – вступил в разговор Агриппа д'Обинье.

Генрих рассмеялся:

– О, мой старый друг обеспокоен тем, чтобы сделать из тебя гугенотку. Ты серьезно к этому относишься?

– В глубине души я всегда оставалась гугеноткой, – призналась Екатерина. – Именно этого и хотела наша мать.

– Для д'Обинье это большая радость… и для меня, – пробормотал Генрих и поцеловал ее руку. – Для него – потому что ты ввернулась в нашу веру, для меня – потому что вернулась домой.

Он настоял на том, чтобы проводить сестру в ее покои, постоял рядом с ней у окна, глядя вниз на реку Баизу, на которую оба так часто смотрели в детстве. Агриппа д'Обинье с гордостью представил принцессе мадам де Тиньонвилль, обаятельную и серьезную женщину. Он радовался, что нашел для нее такую гувернантку.

Принцесса поздоровалась с мадам де Тиньонвилль, и они начали беседовать в манере, которая, по мнению Агриппы д'Обинье, вполне подходила для разговора гувернантки с ее подопечной.

Неожиданно дверь в покои открылась, и вошла девушка. Она была немного моложе принцессы и такая очаровательная, что, казалось, при ее появлении в помещении вдруг стало светлее.

Увидев множество людей, девушка смутилась.

– Но, мадам… – начала она.

Мадам де Тиньонвилль грациозным жестом подняла руку, и девушка замолчала, оставшись стоять там, где была; ее темные волосы ниспадали на плечи, а щеки покрыл румянец, что придало ей еще больше очарования.

– Ваше величество, – мадам де Тиньонвилль повернулась к королю, – прошу у вас прощения.

– Не за что, – ответил Генрих.

– Я взяла сюда с собой мою дочь, потому что иначе не могла бы принять это предложение.

– Нет необходимости просить прощения за то, что вы взяли ее с собой, – отозвался Генрих. – Очень хорошо, что вы так сделали.

– Жанна, подойди и поклонись его величеству, – потребовала мадам де Тиньонвилль.

Девушка смущенно шагнула вперед и поклонилась королю.

Агриппа д'Обинье пришел в ужас. До этого момента ему ничего не было известно о существовании дочери гувернантки, а теперь он увидел в глазах короля хорошо ему знакомый блеск.

Скоро Генрих забыл обо всем на свете, кроме дочери мадам де Тиньонвилль. Он не покидал покоев сестры, выказывая большой интерес к ее занятиям, а когда Екатерина гуляла по саду, присоединялся к ней потому что она никогда не была одна и среди ее сопровождающих всегда находилась Жанна де Тиньонвилль.

Девушка выглядела очень целомудренной, ее голубые глаза излучали простодушие, но Генрих был уверен, что через несколько дней добьется ее благосклонности, и уже предвкушал удовольствие, которое получит. Жанна разительно отличалась от опытной мадам де Сов. Удивительно, как он мог увлечься той женщиной, когда на свете существуют такие юные создания. С Жанной никого нельзя сравнить. Забавно, что для встречи с ней ему пришлось вернуться в Беарн.

Несколько дней Генриху никак не удавалось остаться с девушкой наедине, но наконец это случилось: он застал ее в саду, когда она рвала цветы.