Изменить размер шрифта - +
И ты, переполняясь отвращением, жаждешь только одного — отмыться! И в этот краткий миг тебя не радует даже само по себе избавление от страшного злобного существа… только бы ОТМЫТЬСЯ. Суметь забыть это мерзкое прикосновение. Липкое. Грязное. Жуткое. И что самое страшное — нескончаемо длящееся в воспоминаниях, не желающее покидать их…

Теперь ты знаешь — как это, когда любимый приходит на помощь.

Спасает.

Амри… Мой цветок!

Никогда я даже в мыслях не допускал — поливать тебя кровью. Пусть кровью наших врагов… Но я не смогу помешать ей проникать внутрь, сквозь отверстия в звеньях кольчуги.

Не шевелись!

Не делай никаких движений. Ни телом. Ни душой. Ни разумом. Пока ты неподвижна — чужая кровь не испачкает тебя изнутри. Не думай обо мне. Не думай обо мне, как о жестоком…

Думай О НАС.

И — ради всего святого! — не шевелись, когда я воюю за тебя со всей Вселенной…

Амри».

 

ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ ЧЕРНОГО ТУМЕНА

 

Как давно это было! Куда же они долетели за эти годы вечных перелётов? Какие небеса предоставили им на этот раз свои бездны для передвижений?

Хан вызвал к себе Хасанбека нескоро. Лишь к вечеру следующего дня. Долго вышагивал по юрте, молча, сопровождаемый неотступным взглядом темника. Похоже — сомнения изъели Чингисхана настолько, что ему просто необходим был собеседник с правом совета. Во всяком случае, в глазах Великого не читалось готовое решение. Он ещё НЕ ЗНАЛ, как надлежит поступить, Спрашивая о второстепенных ежедневных заботах — какие потери в каждой тысяче, отдохнули ли лошади, что доносят разведчики, — он думал о чём-то своём. И говорить начал, также повинуясь лишь своим нетерпеливым мыслям — даже не дослушав нойона, оборвав того на полуслове.

— Я до сих пор не могу понять, Хасан, правильно ли мы поступили с теми двумя… Гложет меня эта мысль, доедает. Даже сны повергают меня в такую пучину печали и отчаяния, что уже не верится — наступят ли прозрение и покой… Сегодня виделись мне гиблые места. Со всех сторон возникали из-под трясины многочисленные воины во всем чёрном, включая шлемы с блестящими забралами. Окружали они нас… медленно и молча. Сеяли вокруг такой ужас, что нукеры сходили с ума и сами себе выцарапывали глаза, чтобы не видеть этого… И разносились эхом по округе памятные слова, что сказал Дэггу Тасх: «Вы в полной их власти! Они, как стая голодных волков, окружают вас со всех сторон. Их взгляд мерцает из непроглядного мрака Вселенной… И ждут они своего часа, когда на миг отвернётся Вечное Синее Небо… Ждут, чтобы разорвать вас в одночасье… » И ещё кричало эхо, твердило, что, лишь пожертвовав своим чрезмерно подозрительным темником, смогу я смягчить гнев Вечного Синего Неба.

Взгляд хана упёрся в Хасанбека. Лицо того закаменело. Губы чуть заметно шевельнулись.

— Ты надумал пожертвовать мной, о Великий?

Хан задумчиво покачал головой.

— Я надумал пожертвовать большим, Хасан… ВСЕМ, чем жил последние дни. Я больше не могу сидеть без дела. Мне очень не хотелось этого, но… нам придётся разделиться на два отряда. Большая часть тумена — семь тысяч под началом Мурада — останется на этом месте. Пусть из каждой тысячи возьмёт он по сотне и разошлёт их окрест, мелкими чамбулами. Его главная задача — ждать. И ведать обо всём, что творится вокруг. От боевых стычек уклоняться. Самое главное — быть готовым поспеть на подмогу, по первому же известию нашего посыльного. А мы…

…Они в тот же день выступили во главе отряда багатуров, прихватив ещё две тысячи — Назыра и Хасулги. Хан наконец-то решил встретиться с андой Хасанбека и всё увидеть собственными глазами.

Быстрый переход