– Мама, – позвала.

– О, Светлые! Что, дорогая? Что? Опять?

– Что такое? – всполошилась и Лиоцин.

– Скорее воды! Дайте воды!

Слуга тут же метнулся к столу с кувшином. Геовин достала платок и начала быстро махать на дочь, которая заметно бледнела и тяжело дышала.

– Да что случилось, объясните? – потребовала, явно заставшая врасплох Лиоцин.

– Это же виноградное вино, не все сорта ей идут, некоторые не переносит. Я совсем позабыла спросить, что за вино будут подавать. Моя вина, моя.

– Рисальд, скорее, – позвала Лиоцин, и братец слишком резво вскочил, совсем не пожалев своей ноги.

– Мортон, помоги, пожалуйста, – перебила королеву Геовин, – помоги проводить её на свежий воздух, прошу.

Лиоцин поджала губы до посинения, сверкнув на меня уничтожающим взглядом, я даже издали видел, как ее глаза налились тёмной злостью. Рисальд плюхнулся назад, слишком уж быстро отступая. Какой же из него охотник?

Несмотря на излишнюю весёлость, всё это мне жутко претило.

– Скорее же, Мортон, – раздался грозный тон отца.

Я вышел из-за стола и, подхватив за пояс ослабшую айтари, поддерживая за спину, помог ей подняться. Геовин взяла Реднайру под локоть с другого бока, и мы спешно покинули зал.

– Ей нужен свежий воздух, – обеспокоенно проговорила Геовин.

– Сюда, – указал в сторону балконной ниши.

Мы вышли на каменную площадку, освещённую пламенником. Балкон выходил выступом в сторону горной долины.

Я выпустил молодую госпожу, наблюдая за суетой её матери.

– Как ты, дочка? Тебе лучше? Скажи, не молчи, – оглаживала её лицо ладонями.

Реднайра положила ладони на камень, задрав голову, дышала глубоко и часто. Кажется, ей и в самом деле сделалось плохо.

Мать утешительно гладила её по спине.

– Всё прошло, всё, – тихо проговаривала женщина, обратила взгляд на меня. – Благодарю за помощь, Мортон, – улыбнулась коротко Геовин-лар-Бертлот и покосилась на дверь, а потом на дочь.

– Что ж, думаю, вам есть о чём поговорить. Присмотришь за ней, Мортон, ей ещё нужно подышать, а мне нужно скорее успокоить мужа.

Реднайра изумлённо глянула на мать, но та уже шла к выходу, скрываясь в тени дверного проёма. Молодой айтари и в самом деле было неловко. Реднайра вернула взгляд на меня, сжала губы, зябко поёжившись, растерянно взмахнув ресницами, обратила взор вдаль. Я тоже глянул в сумрак ночи, где лишь слабым силуэтом виднелись очертания лесистой гряды.

– Красивые у вас здесь места, – заговорила Реднайра, наверное, за всё время пребывания в Обиртоне. Голос её был тонкий, но тихий, приходилось прислушиваться. – Должно быть, прекрасно жить здесь, когда тебя окружают зелёные долины…

– Возможно, – не стал отрицать, – я вырос здесь, но теперь мой дом – замок Урелтон.

Реднайра глянула на меня, кажется, от её недомогания не осталось и следа. В темноте, в свете тонкого месяца, который проступил через наплывающие тучи, были видны очертания её овального лица и скулы, одного-единственного пламенника, что горел на стене, было достаточно, чтобы разглядеть ещё бледные губы и любопытство, сплетённое с неловкостью во взгляде. Даже хороша собой в мягком ненавязчивом освещении.