Его пропустили через изнуряющие жернова процедур, ощупали внутренности ультразвуком, перебрали косточки и жилки на томографе. Никаких отклонений от нормы не обнаружилось. Самые точные приборы однозначно подтверждали: Арье Ор Ланда абсолютно здоров.

Отец и мать отвели его ко всемирно известному профессору. Тот долго изучал заключения и снимки, потом минут двадцать заставлял Арье выполнять всякие упражнения, затем снова рассматривал анализы.

– Ваш сын, – сказал он, глядя на родителей поверх очков, – прячется в забытье, как улитка в раковину. Таким способом он убегает от реальности, с которой не способен сосуществовать. Медицине известны случаи подобного продолжительного сна без кажущихся последствий. Без кажущихся, – повторил он, выделяя каждую букву. – Столь серьезное отклонение от нормы не может не отразиться на работе мозга. Первое отключение, как правило, заканчивается благоприятно для больного, но след, – тут он предостерегающе поднял желтый указующий перст, – след остается. Опасным и критическим является второй припадок. Случается, – тут профессор опустил перст долу и постучал им по крышке стола, – подчеркиваю, не всегда, но случается, что он инспирирует распад личности.

– А в чем выражается распад? – спросил отец Арье.

– Частичная или полная амнезия, обсессивно фобическое поведение, неадекватные реакции. Больной не узнает окружающих, теряет профессиональные навыки, развивается боязнь открытого пространства.

– Что может привести ко второму рецидиву? – платочек в руках матери Арье превратился в комок, но говорила она обычным ровным голосом, не поднимая глаз на постороннего мужчину.

– Отрицательные эмоции. Любой нервный срыв способен вызвать приступ. Увы, но вам придется баловать своего взрослого сына, точно малое дитя.

– И до каких пор?

– До самого последнего дня.

Вернувшись из больницы, Арье несколько дней промаялся в пустой квартире. Воспоминания, точно мираж, дрожали в разреженном воздухе гостиной, переливались в ванной, вставали смутным призраком над постелью жены. Иногда ему чудился детский плач, иногда легкие шаги Хаи. Он спасался у Рути: устраиваясь на кухне, бесконечно помешивал ложечкой чай в толстой глиняной кружке или крошил медовый пряник.

Разговор не клеился, но Арье и не нуждался в словах. Ему было достаточно просто наблюдать, как сестра возится с детьми, готовит обед, управляется по хозяйству. Ее ровное отношение к жизни сглаживало пики и пропасти его эмоций. Через час другой волнение отпускало, в голове становилось ясно, а на сердце спокойно. Спустя четыре дня Рути подала ему телефонную трубку.

– Я набрала номер отцовского колеля, – сказала она, прикрыв рукой микрофон. – Скажи секретарю, что с завтрашнего утра ты начинаешь учиться.

Ее влажные после мытья посуды пальцы, перечеркнутые яичной полоской обручального кольца, походили на нотный стан.

Арье вопросительно поднял брови.

– Слушайся старших, Арьюш, – с лукавой наставительностью произнесла Рути.

Многолетняя привычка слушаться сестру заставила Арье взять протянутую ему трубку. Секунду помедлив, он поднес ее к уху и твердо произнес:

– Говорит Арье Ор Ланда…

Он стал приходить в колель одним из первых и оставаться там до глубокой ночи. Тяжелая интеллектуальная работа над Талмудом иссушала мозг, Арье возвращался домой обессиленным, наскоро ел и валился на постель. Сбылась мечта отца Арье и матери Хаи, но, доведись им заранее узнать о цене, они бы обеими руками оттолкнули мечту прочь.

Полностью погрузиться в учебу не получалось. То и дело Арье отвлекали горестные мысли. Почему несчастье случилось с его милой, добродетельной женой? Чем заслужила она такую короткую жизнь и внезапную смерть? В чем провинилась их крохотная дочь, еще не успевшая совершить ни одного самостоятельного поступка? Может быть, во всем виноват он, вместо учения и духовного совершенствования распевавший песни в синагогах?

На тридцатый день Арье приснился странный сон.