|
У него нет жалости. Он злорадствует, вкушая каждый кусочек нашего несчастья. Он — ненасытное чудовище, которое сопит и чавкает до тех пор, пока не набьет свою мерзкую пасть. Что бы ты ни сделал, ты ничего не изменишь. Если только ты не выживешь. Так что живи, любовь моя. Помни меня. Знай, что твоя любовь — единственное, с чем я не хочу расставаться. Конвей покачал головой. Прежде чем он смог что-нибудь вымолвить, Ланта с мольбой в голосе произнесла: — Моя жизнь, моя смерть бессмысленны, если ты умрешь. Не позволь нам умереть понапрасну. Подумай обо мне, обо всех твоих друзьях. Живи, чтобы они любили тебя так, как я люблю и буду любить даже в Далекой Земле. Лис что-то заподозрил. Сделав несколько шагов, он левой рукой ударил Ланту. От небрежного удара ее голова дернулась и стукнулась о ствол дерева. Отпрянув, Ланта опустилась на землю, щека ее мгновенно вспухла и покраснела. Обратившись к Конвею, Лис процедил: — В том, что она сказала, был какой-то знак. Не пытайтесь перехитрить меня. Ты достанешь мне оружие-молнию. За каждую секунду задержки, за каждую твою выходку отвечать будут женщины. — Ты — просто кусок дерьма. Ты и этот змеиный помет, которому ты поклоняешься. Твоя очередь еще придет. Даю слово. — Хорошо, хорошо. — Зубы Лиса блеснули. — Хозяин велел мне привести тебя в нормальном виде. Но он ничего мне не скажет, если ты вынудишь меня применить силу. Ну, сражайся. Оправдай меня. — Мэтт! — это был голос Ланты. Конвей умолк. Его подбородок упал на плечо. Положив голову на его ногу, Карда прижал уши и зарычал. Темные понимающие глаза собаки не оторвались от Лиса, даже когда один из Дьяволов поднял обломок скалы размером с кулак и запустил его в животное. Карда тявкнул, затем зарычал. Конвею показалось, что это его сердце рычит на врагов, собака будто передавала его чувства. Разумеется, это была ярость, страстное желание рвать, крушить и убивать. Но еще и отчаяние. И поражение. Конвей всегда старался не приписывать собакам человеческие качества, как бы сильно он их ни любил. Но он знал, что они могут радоваться, страдать, заботиться. Они всегда живут по совести. Ему не верилось, что псы могут предчувствовать смерть. Он верил, что они ее понимают. В подавленном, несчастном рычании Конвею послышалась скорбь животного по такому позорному концу. То, что Конвей ощущал сам. Видеть, как женщины медленно умирают в лапах Лиса, было невыносимо. Но отдать Лису то, что он требовал, в надежде сократить их агонию, было бы вовсе непростительно. Безжалостная жестокость выбора была безупречной. Ни одна из женщин не могла избежать насилия. От решения Конвея зависело то, сколько продлятся их мучения. Единственным выходом была смерть. Сова — ночной тигр — прокричала снова. Микка подняла голову. Конвей вздрогнул при виде ее опаленной морды, липкого пятна на шее и груди, измазанных непрерывно текущей из пасти слюной. Через крик совы тьму пронзил визг какого-то мелкого животного. Двое воинов принесли, а точнее, приволокли Тейт. Когда они отпустили ее возле Лиса, Конвей поразился, увидев, что Доннаси стоит на ногах. Кочевники приближались к ней. Их глаза блестели. Конвея пробрала дрожь. Раздался голос Лиса: — Ты слышал сову. Судя по голосу, еще молодая, неопытная, но уже может охотиться. И ты слышал умирающую жертву. Запомни этот звук. Когда ты услышишь, как кричит Тейт, он покажется тебе радостным смехом. Тейт что-то пробормотала. Конвей напряг слух, пытаясь различить ее слова. Лис стоял ближе и расслышал ее хорошо. От ее слов он оцепенел. Голова дернулась, словно его ударили по лицу. Вцепившись обеими руками в одну из разбитых рук Тейт, он стиснул ее что было силы. Псы корчились и извивались в своих оковах. К изумлению Конвея, они поползли на выручку Тейт, при этом все туже затягивая веревки на его руках. Конвей заорал им, чтобы они остановились и улеглись. |
