Мир продолжает смотреть на меня с напряжённым любопытством в глазах. Мы оба сидим на земле, подол его плаща промок в грязи, но ему, кажется, плевать; он ждёт моих действий. Наверное, следует что нибудь спросить. «Ты правда меня спас?» – но если бы он предпочитал видеть тебя мёртвой, как бы ты оказалась здесь, дурочка? – «Тогда где мы? Куда делся огонь? Трава зелёная, разве сейчас не зима?»

– Кто ты? – начинаю я и не узнаю собственный голос. Пытаюсь вскарабкаться на ноги, но теперь, окончательно придя в себя, понимаю, что мои лодыжки тоже связаны.

– Зависит от того, – говорит Мир, – кто ты?

Молчу.

– Ты можешь мне доверять, – добавляет он, демонстрируя мне верёвку, которая, очевидно, прежде связывала мои руки, и отбрасывая в сторону. – Видишь? Я тебе доверяю.

«Лжец». Ни капли доверия в его расчётливом взгляде.

– Если доверяешь, развяжи мне ноги.

Нож блестит в руках Мира, когда он качает им из стороны в сторону в знак отказа, напирая:

– Сначала скажи мне своё имя.

Очередной порыв ветра проносится между нами, напоминая мне, какой беззаботной может быть ночь. Я никогда не боялась умереть, но однажды боялась жить. Теперь, глядя на следы от веревок на своих запястьях, пора признать, что и то и другое ложь – я боюсь как жизни, так и смерти. Моя кожа должна быть в шрамах и ожогах после пожара, однако она мягкая и гладкая, и даже не пепельно бледная, какой полагается быть у мертвеца.

Вот что не так.

Мой взгляд снова встревоженно пробегает по кладбищу, теперь замечая яму неподалёку, холмик земли и… кости. Понимание происходящего пробегает по позвоночнику леденящей дрожью. «Это не моё тело».

– Ага, – проследив за моими глазами, Мир кивает. – Кости твои. – Простой, печальный факт, никакого сожаления в его голосе.

– Сколько прошло?

– Почти три года.

«А казалось, что тысяча». Три года смерти, тьмы и проклятия… Изменилась ли я? А земля?

– Ну, так? – продолжает Мир. – Ты помнишь, кто ты? Своё имя? Или годы в могиле свели тебя с ума окончательно?

Облизываю пересохшие губы, сглатывая. Странный привкус на языке почти исчез, мысли стали чётче, но горло теперь горит от жажды. Признак того, что на мне использовали магию.

– Яра… Ярослава.

Выражение лица Мира расслабляется. Если бы он не контролировал свои эмоции передо мной, уверена, выдохнул бы с облегчением: имя, которое он хотел. Душа, которую искал. Не добавляя ни слова, он крутит ножик в руке и начинает резать верёвку у меня на лодыжках.

– Как ты меня оживил, Мир? – спрашиваю я, наблюдая за его точными движениями.

– Как? Или почему?

– Почему.

Он колеблется.

– А это правда, что о тебе говорят, Ярослава? Ты была преступницей, ведьмой и так называемой королевой мёртвых? – Это сарказм в его голосе? – Не кажется, что последний титул немного… помпезный?

«Нет, если знаешь, что я натворила».

– Почему? Преступница никому не нужна живой.

Верёвка у меня на ногах лопается, и я окончательно на свободе. Спрятав ножик, Мир поднимается во весь рост, быстро, резко, глядя мне прямо в глаза, и теперь уже вовсе не выглядит уставшим.

– Потому что, огонёчек, надеюсь, что ты хочешь узнать правду. – Его безэмоциональная маска даёт трещину, и я вижу столько эмоций на его лице разом, что не могу их все уловить. Страх, сожаление, боль, гнев… Буря. – Надеюсь, ты хочешь отомстить.

Ярослава

По дороге с кладбища никто не говорит ни слова. Из окна автомобиля я наблюдаю, как мимо проносятся пустынные улицы города.